- Это очень грустно.
- Конечно, грустно. Но не такие уж это пропащие годы. Ты наверняка теперь поверишь, если я скажу, что. отчужденность в конце концов приводит к патологии. Твоя.жена тебя бросила. Это, видимо, такая судьба у всех у нас в роду, но ты смотри, никогда не играй сам с собой в шахматы. Ты слушай меня. Успеешь еще полистать книгу.
Я положил на стол пухлый исторический роман.
- Выясняется, что свою жизнь я прожил для себя. И только одно я могу в результате оставить тебе в наследство - мой жизненный опыт.- Дядя ставшим уже привычным движением сгреб с доски шахматные фигуры. - Бывает и так,сказал он,- не окончив игры, прекращаю ее. А знаешь почему? Потому что вдруг вижу, что сделал намеренно неверный ход, дабы черные потерпели поражение. Так получается в тех случаях, когда, не знаю почему, я думаю, что мое истинное "я" играет белыми.
Дядя умолк. Потом снова установил на доске фигуры.
И опять начал играть сам с собой.
- Но это же самообман? - сказал я.
- Верно. Потому игра и прекращается. И в жизни иногда одинокип ушедший в себя человек тешится самообманом. А опомнится - уже поздно. Разница между жизнью и шахматами в том, что в шахматах можно с легкостью сбросить фигуры с доски, а в жизни ничего не сбросишь.
Я мало что уяснял себе из размышлений дяди. Чувствовал, что он хочет вложить в меня что-то полезное, мудрое.
Но изъяснялся он слишком сложно. Может, это только так казалось, что сложно?..
Я глянул в напряженное, сосредоточенное лицо дяди.
- Ничего не сбросишь, ни в чьей жизни,-: не поднимая головы, сказал он.- Правильно говорю? Ни в чьей!..
- Конечно,- механически ответил я.
- Говоришь, сколько дней, как Асмик ушла? - спросил вдруг дядя.
- Недели две уже будет.
- И что же ты столько времени ничего не говорил?
- Думал, она вернется,- стал оправдываться я.
- А сейчас больше не надеешься?
- Нет!-ответил я.- И жизнь стала какой-то бессмысленной.
- Ты просто не привык еще жить один. Это пройдет. А смысл придает жизни сам человек. Больше никто. Ясно? Посмотри-ка, кто там стучится.
Я с трудом одолел старый замок. Передо мной стояла Джуля.
- Здравствуй, Левой.
Она прошла в комнату, я последовал за ней.
- Поздравь меня, папа! - сказала она, подставляя дяде щеку.
Акоп Терзян поцеловал ее, что-то пробормотал, потом громко спросил: - А с чем?
- Меня перевели на другую работу. Я уже говорила тебе об этом.
- На химический завод? - спросил дядя, и в голосе его мне послышались тревожные нотки.
