- Это твой дядя?
- Да. Не слышала?
- Краем уха. Когда я была студенткой, о нем довольно много говорили.
- Когда была студенткой?.. Наверное, во время войны?
- Да- Удивительно!..
- Что? - спросила. Седа.
- То, что я в это время был учеником третьего или четвертого класса.
Седа от души рассмеялась.
- Если бы мы встретились с тобою тогда, ты бы называл меня тетей, иначе отец надрал бы тебе уши за неучтивость.
- Я не помню отца... Мне не было и двух лет, когда его не стало. Вот если бы ты сказала, что мама надрала бы мне уши, это уж точно. Она была очень строгой.
- Была?.. А сейчас ее нет?..
- Нет. Умерла в пятьдесят пятом. Очень была строгой мама! - повторил я.
Вдали засветились голубые буквы над кафе: "Анаит".
- В школе я говорил, что отец погиб на фронте. - Мы подошли к кафе.Зайдем? - предложил я.
В углу оказался, свободный столик. Седа села, а я заказал кофе, допросив, приготовить покрепче.
Освещение в зале было мягкое и приятное. "Чао-чао, бамбино..." Я поставил на стол керамические чашечки с кофе и уселся напротив Седы.
- Здравствуй, Левой...
Я сначала не узнал его. Потом вспомнил...
Мы сдавали политэкономию, он, возмущенный, вышел из аудитории. Получил тройку. "Я все знал, а он спрашивал не по билету". По всем, остальным предметам у него были только "отлично". Свои пятерки он буквально вырывал зубами, чтобы получать повышенную стипендию... "Спросил, кто автор "Золотого осла"? - я сказал, что Ильф и Петров.
"Не знаете, говорит, ставлю вам тройку". И подумать только, за что? Какая связь между политэкономией и "Золотым ослом"?.."
- Здравствуй, Рубен...
Через некоторое время девушка из-за стойки принесла на тарелке конфет "Белочка", сказав, что их нам послал товарищ от соседнего столика.
Я обернулся, чтобы поблагодарить Рубена, но он уже поднялся и шел мимо нас. Не дав мне заговорить, спросил:
- Ты ведь в научно-исследовательском? Давай как-нибудь встретимся, поговорим.
- Давай,-согласился я.- Можешь зайти и ко мне домой. Мой адрес...
- Договорились?
- Да.
- А пока никому ни звука!
- Ни звука! - И Седа прикрыла ладонью рот, словно показывая, как она будет молчать.
Мы стояли в ее подъезде. Одна половина двери была открыта. На улице не было прохожих. Дождь загнал всех домой. Свет фонарей отражался в мокром асфальте. В подъезде тускло горела запыленная лампочка, которая мне ничуть не мешала.
- Я пригласила бы тебя к нам, - сказала Седа, поглядывая на бешено хлеставшие струи дождя. - Но мама, наверное, уже спит...
