Тётя Максин встала перед Хэдли, отгородив её от стола. Она нависла над девочкой и схватила её за плечи. Их лица оказались близко, буквально нос к носу.
– Я в последний раз предлагаю тебе танцевать, так что подумай как следует. Тебе это не сойдёт с рук.
Хэдли, не сморгнув, выдержала разъярённый взгляд налитых кровью тёткиных глаз. Тётя Максин прошипела:
– Так ты будешь сегодня танцевать?
– Нет, – сказала Хэдли.
– Не получишь еды, пока не станцуешь.
– Ну и ладно. Я не голодна.
– Да неужели? – старуха недоверчиво задрала бровь. – Совсем не хочешь есть?
Пустой желудок Хэдли скрутило от голода. Ощущение было такое, будто он переваривает сам себя. И всё же она не сдавалась:
– Не хочу. Ничего в рот не лезет, спасибо.
– Тем лучше, – сказала тётя Максин. – Тогда будешь сидеть здесь, пока мы едим, – и она ткнула пальцем в сторону стула, стоявшего в углу.
– Что-то не хочется, – возразила Хэдли. – Лучше пойду уберусь на кухне, – но она не успела и шагу ступить, как тётя Максин вспыхнула от злости. Она с такой силой выкрикивала слова, что до Хэдли долетело зловоние из её рта.
– Ты. Будешь. Сидеть. Здесь, – её крики подхватило гулкое эхо.
Это было так жутко, что Хэдли сама не заметила, как ноги подогнулись от страха и она опустилась на стул.
– Так-то лучше, – облила её презрением тётя Максин. – В этом доме не терпят неповиновения.
– Моя сестра такая вспыльчивая, – сказала тётя Шарман, стоявшая рядом со скрещёнными на груди руками. – Не советую ей перечить.
Хэдли тихо сидела на стуле, едва доставая пальцами ног до ковра с растительным узором, пока тётки обедали.
– Ножку или грудку? – Максин ткнула в индейку разделочным ножом.
– А почему бы не то и другое? – воскликнула тётя Шарман. Она громко хлопала в ладоши, пока Максин ловко нарезала мясо на тонкие ломтики и раскладывала их по тарелкам.
Хэдли пришлось вцепиться в сиденье, когда тётя Шарман добавила к мясу начинку и подливу.
– Я всегда считала, что подлива украшает любое блюдо, не так ли, сестра?
– Конечно, – Максин положила изрядную порцию пюре. – Так же, как масло картошку.
– Ах, масло! Обожаю, когда оно плавится, такой золотистой лужицей в серединке! – мурлыкала тётя Шарман, не забывая коситься на Хэдли. – И ямс не забудь! – Она улыбнулась. – И клюкву! Обожаю клюкву!
Они наваливали и наваливали еду, пока на их тарелках не оказались целые горы. Тётя Максин сообщила, многозначительно глянув в сторону Хэдли:
– Никогда не ела ничего вкуснее! Это самый восхитительный обед в моей жизни. А уж я-то успела повидать немало обедов на своём веку, можешь мне поверить.
