Через сказку познал я поэзию жизни этих людей.
•
Я снова на полонине. Мне надо услышать песню, вслушаться в нее. В простейшем исполнении моей знакомой я уловлю затаенные ноты сердца, песни коснусь. Сумею, потому что знаю, как она родилась. Я подготовлен к этому.
А затем создам свою песню.
Девушка встречает меня приветливо. Она сегодня не говорит загадками. Зовут ее Ульяной. Она наливает в горшочек молока и подает мне. Молоко пахнет овечьей шерстью, Этот запах напоминает мне детство. Я же с бойковского предгорья родом. Мы с Ульяной почти земляки, нам будет легко понять друг друга.
Она расспрашивает, кто я и откуда. Вижу, как густые брови поднимаются удивленно:
— И живете там?
— Нет. Только приезжаю.
Теплый блеск девичьих глаз меркнет, но ненадолго.
— А гуцулку танцуете? — задорно спрашивает она.
— Немного танцую.
Ее не удовлетворяет это «немного». Немного — это для бедных. Не знаю, какую бедность имеет она в виду. Может, материальную, я же понимаю — духовную.
— И песни наши поете?
— У тебя учусь.
Ульяна поднимает на меня темно-голубые лукавые глаза:
— Вы ученый?
Не знаю, что ответить. Потом решаюсь:
— Ученый.
— И я кончила десять классов.
Удивляюсь. Зачем же тогда она брынзу бьет на полонине, а не учится?
— А вы за меня будете брынзу бить?
— Почему — я? Найдется кому. Неужели Ульяне не хочется учиться?
— Хочется.
— Так оставь свою полонину и иди.
— О, нет…
Она обвела взглядом горы и в мечтательной задумчивости оперлась локтями о небольшой стожок сена и прошептала:
— Нет… нет… Учиться, может, и буду, а полонины не оставлю.
От этого «нет» в моем сердце чуть не погасло то романтическое возбуждение, в котором я жил эти несколько дней в горах, когда моему воображению рисовались картины одна пленительнее другой, это резкое «нет» опускало меня на реальную почву. Но мне не хотелось прощаться со своим настроением.
Ульяна заплетает-расплетает длинную и толстую косу, а темно-голубые глаза, эти весенние бриндуши, затуманились.
О чем она мечтает? Как разгадать?
•
Ульяна поет. Поет и смотрит на меня, но, наверное, не видит ничего, кроме картин, которые вызывает песня в ее воображении… Летит песня за песней. У Ульяны какая-то непринужденность, чудесный слух и голос, но это еще не все, чем покоряет она меня, и не только меня, но и простор полонины, цветы, среди которых сидит, скромно подобрав ноги, ручеек и синий еловый бор, что притих, прислушавшись.
Пытаюсь понять ее, но предыдущий разговор и новая мысль мешают слушать. «Такой талант не должен гибнуть в этих глухих горах, ему нужна широкая дорога, нужна слава, — мысленно произносил я восторженные слова. — Народ выделяет из своей среды способнейших людей, которые являются его представителями перед другими народами, перед всем миром. Был же шотландский Бернс, буковинский Федькович, воронежский Кольцов. А вдруг я открыл еще одно новое великое имя?» Смеюсь над собой. Я просто восторженный глупец. Да, я поднялся на гору. А сумел ли я постичь сказку жизни людей, для того чтобы спеть им настоящую песню?
