Приятная прохлада кабинета Воронина не развеяла мрачного настроения Ярополка Семеновича. Прежде всего он проверил, плотно ли прикрыта форточка, а затем принялся расхаживать вдоль книжных шкафов, вокруг стола заседаний и по диагонали из угла в угол, не испытывая ни малейшего желания сесть в кресло управляющего. Хватит, весь день просидел, на ходу лучше думается. И вообще, если быть полностью откровенным, в это кресло его, Громобоева, никогда не тянуло. По натуре он — инженер, а не администратор. Каждому на роду написано что-нибудь одно: либо вершить судьбами людей на более чем головоломной стезе единоначальника, либо решать сугубо технические вопросы, что во сто крат интереснее в творческом отношении и, кстати сказать, спокойнее со всех точек зрения. Слов нет, вторая роль менее почетна, нежели первая, но на одном почете, как известно, далеко не уедешь. Денежное вознаграждение у управляющего трестом и у главного инженера одинаковое, а ответственность разная. Не то чтобы она у главного инженера меньше, это не так, просто у нее совершенно иной характер. Как бы ни были сложны современные машины, механизмы и технология, с ними куда проще, чем с людьми, ибо люди — самый переменчивый компонент производства. Ты к ним, казалось бы, всей душой, а они вместо благодарности выкидывают такие фортели, что диву даешься. Взять того же Николаева. Фесенко — подлец из подлецов, с ним все давно ясно и понятно, но разве так уж трудно было удержаться от мордобоя?
Тут ход мыслей Громобоева прервала секретарша, вошедшая в кабинет с подносом, на котором стояли стакан чая, блюдечко с ванильными сухариками и миниатюрная сахарница.
— Спасибо тебе, Люсенька! — с чувством сказал Громобоев.
— На здоровье, Ярополк Семенович! — Секретарша поставила поднос на стол заседаний, прикрыла стакан белоснежной салфеткой и выразительно посмотрела на часы. — Если я больше не нужна, то…
— Да-да! — поспешно произнес Громобоев. — Иди домой, а я… я еще поработаю. Иди, иди.
Люся вышла в приемную, а Ярополк Семенович снова проводил ее ласковым взглядом.
«Эх, хороша! — с оттенком сожаления подумал он, машинально отводя кудри со лба. — И походка прямо-таки царственная! Такая и в пятьдесят лет останется привлекательной женщиной, не разъестся до невозможности и не станет с утра до вечера слоняться по квартире в засаленном халате, как некоторые. Встреть я Люсеньку, скажем, году этак в сорок шестом — сорок восьмом, у моей внучки была бы другая бабушка!»
