— Я вырасту и обязательно буду ездить на «Волге», — гордо заявил первый мальчуган.
— Смотри, Вова, тебе видней. — Человек нагнулся и поднял авоську. — А может, не стоит? Ты в какой класс ходишь?
— В четвертый.
— А книжки читать любишь?
— Ага.
— Ты побольше читай, — серьезно посоветовал человек с авоськами. — И когда книги откроют перед тобой целый мир, тогда ты, возможно, вместо «Волги» выберешь метро…
Мальчуганы вежливо попрощались, а человек с авоськами вошел в подъезд, поднялся на третий этаж, достал ключ, открыл дверь, шагнул в квартиру и приятно поразился стоявшей там тишине. В коридоре было сумрачно и пустынно, а из кухни доносился мерный стук капель, падавших в раковину.
Барухины, должно быть, в кино убрались, догадался он и сокрушенно покачал головой, вспомнив о своих недругах. Что за люди, откуда только берутся такие пакостники? Он ни сном ни духом не желал им зла, а они, словно волки в чащобе, день и ночь щелкали зубами и вознамерились сжить его со свету. Барухины делали свое черное дело неспроста, а с дальним прицелом и, судя по всему, решили, что раз их дочка подрастает, ей не помешает иметь собственную жилплощадь. Захочет, мол, девочка выйти замуж, а где жить? Тоже проблема не из простых. А тут под боком солнечная комната площадью двадцать два квадратных метра. Вот в чем корень! Сам Барухин — бухгалтер треста похоронного обслуживания — мужчина писучий, так он, черт его подери, выдал такой смертоносный залп анонимных писем, что только держись. Пол-Москвы на ноги поднял, чтобы выселить неугодного соседа. А анонимки, точно близнецы, все до одной написаны слово в слово. И все короткие, на страничку всего. Живет, мол, в центре славной столицы отпетый тунеядец и матерый алкоголик Г. А. Голубков, по дворовой кличке «Тихий», на всех плюет, и все ему нипочем, как с гуся вода! Долго ли, мол, будет твориться подобное безобразие? Выдворить его, и кончен бал! А ниже наставил разных закорючек, чтобы письмо посчитали коллективным. Зачем много слов? Барухин — опытный могильщик, он был уверен, что раздавит Тихого, как дождевого червя, но люди заступились, не дали в обиду. С тех пор Барухин смотрит на него так, как будто не он гадил Тихому, а, наоборот, Тихий — Барухину.
Тихий представил себе семипудовую тушу Барухина, его смещенный книзу, обтянутый непомерной ширины брюками и колыхавшийся при ходьбе живот, безбровое лицо с водянистыми, заплывшими жиром глазами и тяжко вздохнул. Как только земля носит такого борова? Он еще раз покачал головой и прошел в свою комнату.
