— Конечно, — последние пять лет я провела на судебных процессах, где судьи придирчиво следили за каждым моим движением, а адвокаты защиты дышали в затылок. Вряд ли меня могут напугать участники заранее расписанного по ролям форума в городской администрации.
Или, возможно, я просто пытаюсь себя успокоить? Почему-то пульс все равно зашкаливает, а в горле пересохло.
— А теперь прими серьезный вид, детка,— папа подмигивает так, как умеет только он. Он излучает уверенность: она густая, словно теплый мед, и ей совершенно невозможно сопротивляться.
Если бы у меня была хотя бы половина отцовской харизмы...
Лесли продолжает инструктаж. Когда мы прибываем на место, она все еще говорит. В отличие от утреннего мероприятия в доме престарелых, нас ожидает личная охрана вместе с сотрудниками управления общественной безопасности. От главного входа доносится шум, а в конце улицы стоит патрульная машина.
Когда мы торопливо выбираемся из лимузина, Лесли выглядит так, будто готова вышибить из кого-нибудь дух. От волнения я начитаю отвратительно потеть под своим классическим синим костюмом.
— Почитай отца твоего и мать твою! — за общим шумом слышны лозунги протестующих.
Я хочу повернуть направо, подойти к ограждению и сказать этим людям, чтобы они уходили прочь. Как они смеют!
— Нет концентрационным лагерям для стариков! — летит нам в спину, когда мы заходим в дверь.
— Они что, совсем рехнулись? — бормочу я себе под нос, и Лесли кидает на меня предупреждающий взгляд, затем легким движением плеч показывает в сторону сотрудников полиции. Мне сказали держать свое мнение при себе, если только оно не было заранее одобрено. Но сейчас я сражаюсь с безумцами... возможно, это и к лучшему. Мой пульс решительно замедляется, и я понимаю, что выражение моего лица полностью соответствует ситуации.
Дверь закрывается, и становится гораздо спокойнее. Нас встречает Эндрю Мур, координатор программы сегодняшнего форума — Комитета политических действий в защиту прав пожилых людей. Эндрю кажется удивительно молодым для такой должности, на вид ему не больше двадцати пяти лет. Тщательно выглаженный серый костюм сочетается с чуть криво сидящим галстуком и небрежно смятым воротником рубашки, из-за чего Эндрю похож на мальчишку-школьника, которому приготовили одежду на утро, но надевал он все это самостоятельно. Он рассказывает, что его воспитали дедушка с бабушкой. Они пожертвовали очень многим, чтобы его обеспечить, и теперь он пытается вернуть им долг. Когда кто-то упоминает, что я была федеральным прокурором, он переводит взгляд на меня и с усмешкой произносит, что Комитету пригодился бы в штате хороший юрист.
