Хорошая новость, конечно, но на сегодняшний день это всего лишь вторая хорошая новость, а вот плохих становится все больше и больше. Значит, медлить нельзя, нужно действовать. Вскоре мои соседки могли наблюдать удивительную картину со мной в главной роли. Я же, стараясь прикрыться ими, как живым щитом, отошла в самый темный угол нашей клетки и начала приводить себя в должный, по моему мнению, вид. Я оторвала от платья одну из нижних юбок, разорвала ее на широкие полосы, спустила с плеч большое не по размеру платье и для начала аккуратно перетянула грудь. Затем натянула платье обратно и полюбовалась результатом. Да! У меня получилось! Теперь моя фигура напоминала плоскую доску. Пятнадцать мне теперь не даст никто. Еще одна полоса юбки стала поясом, а вторая изобразила шнуровку в районе плеч, очень уж не хотелось, чтобы эта конструкция, ранее бывшая платьем, свалилась с меня в самый неподходящий момент. Не забыла я и про макияж. Вековая пыль под моими ногами прекрасно подошла на роль пудры и скрыла белизну моей кожи на всех видимых участках, а также помогла сделать волосы тусклыми и неприятными на ощупь. Боги! Мне сразу захотелось броситься за борт и смыть с себя весь этот ужас, но жить хотелось больше, и я заплела всю эту красоту в тугую, неопрятную косу, стараясь предстать перед любым любопытным взором в виде пугала огородного, не стоящего не только второго взгляда, но и первого.
— Перед торгами всех заставят помыться, — прокомментировала мои усилия Ласка.
— До торгов еще нужно дожить, а на корабле около сотни мужиков, не чурающихся плотских удовольствий. Я не хочу служить для них развлечением.
— Молоденьких девственниц они не трогают. Капитан не захочет терять деньги, и деньги немалые, — сообщила Ласка.
— Надежда на богов и хозяев дело, конечно, хорошее, но я предпочитаю надеяться на себя, — высказала я свою точку зрения на все происходящее.
Я очень вовремя закончила свои преобразования. Проснулась основная масса детей, и вот уже человек двадцать из тридцати один за другим присоединились к хоровому исполнению надрывного плача. Спустя какое-то время к ним добавились стенания матерей, а вслед за этим и крики наших тюремщиков. Спустя полчаса и сами они во плоти явились перед нами. Как они решили разобраться с этим вопросом? О, все очень просто. Врывались в клетки и начинали лупить тех, кто вызывал их недовольство. В итоге крику и плача стало в разы больше. Прекратилось все с приходом капитана. Стоя на ступеньках трапа, он гаркнул во все свое луженое горло, и наступила блаженная тишина. Ну как тишина… Заключенные и надзиратели притихли, а вот сам капитан жутко разорался.
