— Я буду в них только дома ходить!
— Снимай! А с Комчихой я еще поговорю!
— Что случилось? — оживился отец.
— Не важно.
Лида взяла мои треники, нашла в них прореху и тут же демонстративно надела на швабру: мол, вот на что годится эта позорная тряпка. Потом я слышал, как старуха Комкова, Светкина мать, возмущалась на кухне:
— Ишь ты, учить меня на старости лет вздумала! У себя в парткоме пусть командует. Мы беспартийные, в чем хотим, в том и ходим!
— Это ты, Тарасовна, не права! Лидка правильно тебя отругала. У Светки твоей весь передок кудрями наружу, мало что брошенка. На нее ж не только пацаны, но и мужики наши пялятся.
— Ну и пусть себе пялятся, ежели ваши мужики такие глазастые. Мы за погляд денег не берем. И не брошенка она, а в законном разводе. Штамп в паспорте имеем.
— Ой, смотри, Комчиха, напишем куда следует!
— Что напишете-то?
— Что дрожжи да сахар авоськами домой из магазина таскаешь!
— Да пиши, пиши... Я пироги пеку!
— Знаем мы твои пироги! Не с них ли Шутов в петлю полез? Ты хоть марганцовкой пойло-то свое осаживай!
— Не учи ученую!
Не знаю, чем закончилась перебранка, меня заметили, и я смылся. Но Светка с тех пор если и выходила на площадку покурить, то в плотно запахнутом халате, а вскоре она вышла замуж за золотозубого азербайджанца Мурада и, оставив ребенка матери, уехала с ним в Баку. Тимофеич, узнав про это, криво усмехнулся:
— Набалуется и бросит или — еще хуже — продаст в гарем.
— Совсем с ума сошел! — возмутилась Лида. — Какой еще гарем? Там у них в Баку советской власти нет, что ли?
— На Кавказе? Да ее там и не было никогда.
— Ты смотри на заводе такое не ляпни!
— Не учи ученого!
После того обидного случая со мной стали происходить странные вещи: стоило мне увидеть где-нибудь курящую женщину, даже совсем старуху, мое мужское достоинство тут же поднимало голову. Я пролистал все журналы «Здоровье» на этажерке, но объяснения не нашел, а признаться Лиде и пойти с этим в детскую поликлинику — стыдоба. Ну и как теперь с этим жить?
А Светка, похудевшая и заплаканная, вернулась из Баку в общежитие. Трех месяцев не прошло...
7. Угроза человечеству
Закончив исследования своих растущих достоинств, я сбегал на первый этаж. В это время очереди там, слава богу, не бывает: народ на работе. А утром — настоишься. Большинство у нас используют, как выражается бабушка Елизавета Михайловна, «ночную посуду». Кому охота среди ночи тащиться вниз: там холодно, да и дело это небезопасное, как оказалось. Кто-то пошел «до ветра» и столкнулся нос к носу с удавившимся Шутовым, который тихо спросил, как дела на заводе.
