Пересменок. Повесть о советском детстве | страница 42
— Римм, дети еще не ушли! — предостерегла Анфиса Андреевна.
— Фис, да брось ты, они еще ни черта не понимают... — со смехом ответила та, намыливаясь.
— Хоть брось, хоть подними! Вон как Профессор на тебя смотрит! — И она показала на меня пальцем.
Я тем временем как зачарованный разглядывал голую воспитательницу: сначала изучал, недоумевая, ее пах, такой кудлатый, что казалось, она зажала между ног большую рыжую мочалку, а потом перевел изумленный взор на огромные, белые, в голубых прожилках груди с пупырчатыми лиловыми сосками...
— Что ж ты такой у нас наблюдательный! — Римма Федоровна, сердито покачав головой, вышла из-под струй, закрылась вафельным полотенцем и строго приказала: — Иди, Юра, на улицу, здесь ничего интересного для тебя нет!
Я повернулся и побрел к выходу, недоумевая, зачем людям нужны волосы еще где-то, кроме головы...
— Фис, курить хочу — не могу! — послышалось у меня за спиной.
— Ну и посмоли где-нибудь потихоньку, — посоветовала участливая Анфиса Андреевна.
— Людка сказала: еще раз увидит с папиросой — уволит.
— Тогда — терпи!
— Юра, тебе русским языком сказали: иди наружу. Тут ничего интересного! — прикрикнула Римма Федоровна.
И хотя она была в корне не права, я покорно ушел, но эта картина долго потом стояла у меня перед глазами. А «Людка» — это директор детского сада Людмила Михайловна, она была страшно строгая и добрела только на Новый год, когда переодевалась Дедом Морозом.
Взволнованный воспоминаниями, я откинул одеяло, приспустил трусы и некоторое время исследовал то, что в детском саду дети и взрослые называли глупостями. Воспитательницы зорко следили и одергивали: «Костя, прекрати трогать свои глупости!» Или: «Боря, не лезь Возененковой в трусы! Мал еще!» Она была странной девочкой, иногда подходила и тихо спрашивала: «Хочешь посмотреть мои глупости?» Кто же откажется?!
Вообще, как только не называют эту секретную часть тела... Бабушка Аня, когда мыла меня в раннем детстве, пользовалась ласковым словом «петушок», хотя никакого особенного сходства лично я тут не нахожу. Отец предпочитает странное выражение «женилка», но, выпив и разозлившись, может, к ужасу Лиды, ляпнуть краткое неприличное слово, которое редко употребляют при женщинах и детях, зато постоянно пишут на заборах и в туалетах. А вот наш учитель физкультуры Иван Дмитриевич величает глупости «мужским достоинством» и предупреждает мальчиков перед прыжком через «коня»: «Осторожнее, дурында, отшибешь свое мужское достоинство! Мамка новое не пришьет!»