— Это тебе за брата… за Лёньку нашего!
Потом уже полумёртвого Иванченко Сергей за ноги отволок в камыши и бросил в воду. Но тут шевельнулся Тищук, чем вызвал дополнительный приступ ярости. Серёга приподнял Тищука и, приблизив к нему своё перекошенное яростью лицо, спросил:
— Ты убил моего брата. Он мёртв, понимаешь? Ты остановил его сердце! Ты, тварь, надругался над моей сестрёнкой. Я же её за своего друга хотел отдать! Понимаешь, Тищук? Но друга моего на войне убили. Его убили, а ты живой. Почему ты ещё живой, Тищук? Я это сейчас исправлю!
Сергей подпрыгнул и приземлился на район промежности Тищука. Кричать младший сержант уже не мог.
— Серёжа-а-а!!! Серёжа-а-а!!! — услышал Еремеев.
Метрах в двадцати стояла Наташка и, прижимая руки к груди, кричала.
— Я заканчиваю, Наташ. Немного осталось, — прошептал Сергей.
Еремеев взял, пускающего красные пузыри Тищука под мышки и, подтащив его к костру, бросил на ярко тлеющие головёшки животом вниз.
— Это твоя дорога в ад, гнида!
* * *
По дороге домой они заехали на мойку и тщательно отмыли свой байк от чёрной грязи и такой же пыли посёлка Чёрные Воды. А приехав домой, сняли с себя всё, вплоть до нижнего белья, и запустили стиральную машину на полный цикл. Пока Наташка изобретала на скорую руку ночной ужин, Сергей быстро смотался в круглосуточный магазин и купил бутылку водки. Сели за стол, Сергей налил Наталье большую рюмку водки и сказал приказным тоном:
— Пей, Натаха.
— Ты чего, Серёг? — удивилась брату Наташа, но рюмку в руку взяла.
— Наташ… обманул я тебя…
Не дослушав до конца то, что хотел сказать брат, Наташа в два глотка выпила водку и, даже не поморщившись, спросила:
— Лёнчик умер, да?
— Да, Наташ… — тихо прошептал Серёга. — За упокой души братика нашего…
До утра они так и просидели на старом просиженном родительском диване… Укутавшись одним пледом, прижавшись друг к другу, как в детстве. Они вспоминали. Маму с батей. Бабулю. Вечно болевшего и нывшего по всякому поводу Лёньку. Но такого любимого и родного. Из большой дружной семьи их осталось только двое.
