— Миша, в двадцать первом веке живём. На смартфон свой сфотографируй, когда Стариков закончит писать, и мне пришли все листочки. Понял? Только потом сам лично из телефона своего текст удали. А сами бумаги, собственноручно написанные Стариковым, запри в свой сейф. Я их позже заберу. Могу надеяться? — спросил я у травматолога.
— Ну, надеяться-то можешь… А сколько эта бумага может стоить на «чёрном» рынке? — поинтересовался хитрый доктор. — Шучу, мент. Всё сделаю, как надо. Я армянский люблю, ты, бродяга, знаешь.
А возле ноутбука Лядовой разгорался нешуточный спор. Дроздов рвался прямо сейчас выезжать в адрес и брать курсанта за задницу. Шароев уверял, что ещё рано, что пока нет полной уверенности в доказательной базе и что нужно сначала эту версию согласовать со следователем.
— Шеф, когда Еремеева брать будем? — уверенная в своей правоте, задала вопрос Лядова.
— Будем, но не сегодня это точно. Еремеев — курсант дисциплинированный, у него армия и война за плечами. Сказал — сделал. Завтра будет на занятиях как штык! К тому же уж очень мне хочется «чистуху» от Старикова дождаться, — ответил я.
— А дождёмся? — с сомнением задал вопрос Магомедович.
— Дождёмся, пишет, — успокоил я капитана. — А теперь по коням. Дрозд, тебя подвезти? Или там уже солярки нет? — вдруг вспомнил я про Ванькино нытьё.
* * *
На этот раз меня никто не встречал. Ни в ночных рубашках, ни без… На диване в гостиной белели подушка и одеяло. Понятно. На кухонном столе лежали две короткие записки. «Извини, не высыпаюсь. Котлеты холодными не ешь. В микроволновке — одна минута. Целую» Но вторая понравилась мне больше: «андюша привет ятибе аставила адин сырник цылую женя» (орфография бережно сохранена).
Я взял «адин» сырник, положил на него одну холодную котлету и поужинал. Ничё так, хотя вкус, конечно, странный. Несмотря на тяжёлые мысли о предстоящей операции, уснул сразу.
Приснилась какая-то ерунда. Будто стоит на балконе в ночной рубашке босяком моя Женька с сырником в руке и смотрит вниз. А под балконом сидит наш кот Боцман с гитарой в лапах и орёт басом:
— Мурка! Ты мой Мурё-ё-ёночек!
Вроде и не март ещё.
* * *
Сбор был назначен на восемь ноль-ноль. Без пятнадцати восемь в кабинет последним зашёл Дроздов и молча занял своё место. Ночью мне пришёл текст, собственноручно написанный Стариковым. Михаил Иванович не подвёл. Личный состав «Отдела оперативного розыска» смотрел на своего начальника в нетерпеливом ожидании «вишенки» на торте. Ох, как мне нужна была эта пауза! Я просто упивался собственным искренним желанием поставить наконец жирную точку в этом противоречивом резонансном деле.
