Так вот, решил Агафон этот, что сокровища Свирских в той самой хижине князя Сигизмунда спрятаны. А кто знать может, как туда попасть? Вот и отправились к Азару. Он, конечно, дорогу им показывать отказался. Так они пристрелили его на пороге дома. Наталку пытать начали. Так она не растерялась, решила показать дорогу. Только в самую топь завела. Там и сгинули все. Жадность, злоба сгубили всех. И поделом. Правда, не дураки они, Наталку с собой потащили. Она за корягу уцепилась, держалась из последних сил. А Агафон за нее цеплялся. За собой тянул. Микола с берега его из ружья охотничьего добил. А Наталку вытащил. С тех пор они с Пелагеей и Миколой как родные. У тех своих детей нет, так они Наталку опекают. Туда-сюда ходят. То Пелагея к ней, то Наталья к ним. У Азара жена от воспаления легких умерла, еще в молодости, он женился поздно. Из Львова привез, полячка родом. Но здоровьем слаба оказалась. Наталке пять лет исполнилось, как ее не стало. А сыночку старшему десять. В тот же год скончалась она, что и князь Казимир Сигизмундович, земля пухом. — Пирогов перекрестился. — Сын Сбышек на Первой мировой войне погиб, где-то в Бессарабии. Вот и мыкается Наталка одна почитай уж годов двадцать. Хорошо, Азар грамотный был, князь Сигизмунд его жаловал — читать, писать научил, книги в княжеской библиотеке брал, в театры ходил с барином. Так и Наталку грамоте обучил. Она при новой власти на почту устроилась работать.
— И что же она, точно дорогу не знает? — спросил Раух серьезно.
— Если знает, никому не скажет, — уверенно ответил Пирогов.
— И если пытать будут? На расстрел поведут?
— Так водил ее уже Агафонка. — Пирогов вздохнул. — Сама чуть не утопла, а дорогу не показала. Так того Агафонку она с детства знала. А немецким офицерам точно ничего не скажет. Миколу с Пелагеей не выдаст. У нее ж больше нет никого на свете.
— Что ж, тогда действовать будем так, я думаю, — произнесла Маренн. — Я — уполномоченный рейхсфюрера СС, и у меня есть разрешение передвигаться в любое время суток и в любом расположении. Мне придется самой сейчас отправиться в сторожку. Ты, Фриц, поедешь со мной. — Она обернулась к Рауху. — И вы, Иван Петрович, тоже. Но скрытно. Спрячетесь на заднем сиденье. Закроем вас брезентом. Олендорф, конечно, узнает, что мы отлучались ночью. Но у нас с тобой есть оправдание. — Она взглянула на Фрица с лукавством. — В конце концов, Олендорф волен сделать свои выводы, зачем ты приехал, куда мы ездили ночью, чем занимались… Его это не касается. Только Ивана Петровича при этом быть не должно, конечно.
