Ниже я позволю себе реконструировать по памяти его прямую речь.
— Простите, Иван Кузьмич, видимо, я страдаю комплексом маршала Массена.
— Это еще кто такой? — строго спросил Кузьма.
— Наполеоновский маршал. Наполеон говорил: «Самый храбрый в армии — это я. Но храбрее меня Массена». Так вот, Массена во время сражения мчался впереди войска и на скаку обгладывал куриную ногу, запивая из фляжки бургундским. От волнения.
Кузьма отвлекся от чтения бумаг и с интересом посмотрел на провинившегося, Натана это вдохновило, и он продолжал:
— Андре Массена, герцог Риволи, князь Эсслингский родился в тысяча семьсот пятьдесят восьмом году в Антибе, на юге Франции. Полагают, что Бонапарт, будучи бригадным генералом, познакомился с Массеной в Ницце еще до своего ареста, который случился десятого августа тысяча семьсот девяносто четвертого года. А арестован он был по делу Робеспьера, Сен-Жюста и Кутона, которых судили и казнили в Париже. Позже Массена женился на сестре Бонапарта. И именно ему суждено было привести Бонапарта к власти. Дело было так…
Кто-то стучал в дверь, звонил телефон, но директор, увлекший рассказом, не обращал внимания. Подперев свою львиную голову рукой и облокотившись на стол, он слушал Эйдельмана. А тот, видимо, и забыл, где находится.
— Интересно, что свое первое сражение Массена проиграл, — продолжал Натан. — Его разбил под Мантуей в тысяча семьсот девяносто шестом австрийский генерал Вурмзер. Но уже три года спустя Массена нанес сокрушительное поражение нашей русской армии под командованием Корсакова. Вот бы ему тогда же сразиться с великим Суворовым. Но того отозвал Павел… Так вот, именно Массена с Мюратом обеспечили Наполеону победу восемнадцатого брюмера[32]. Бонапарт рвался к власти, а совет пятисот, собравшийся во дворце Сен-Клу, готовился дать ему отпор и задушить республику. Наполеон был в отчаянии, не знал, что делать. Но всё решили Массена и Мюрат со своими гренадерами. Мюрат вошел в зал и сказал, обращаясь к гренадерам: «Вышвырните мне всю эту публику вон». И в три минуты зал опустел. Это как у нас, помните, Иван Кузьмич, матроса: «Караул устал ждать»?[33] И в три минуты Франция из республики сделалась консульством. Вот так революции кончаются тиранией…
Натан говорил бы еще долго, но его последние слова, видимо, обеспокоили Кузьму. То ли аллюзию он почувствовал. То ли еще что… Наверно, не следовало Эйдельману в связи с восемнадцатым брюмера вспоминать о матросе и роспуске большевиками Учредительного собрания. Но в этом был весь Эйдельман. Кузьма очнулся и сказал:
