– Не губи себя! У тебя же шестеро детей!
Факир был неумолим. Пожрал два огромных факела и, не переставая трещать по-французски и по-латыни, вытряс из своих сапог по золотой монете, а из Сашиных башмачков золото высыпалось по целой горсти. Плещеев и с Жуковского снял башмак, но на пол брякнулся медный грош, в другом башмаке факир даже смотреть не стал. Хохотали до слез, и Василий Андреевич, пользуясь весельем, оказался возле Маши и прошептал:
– Завтра. В пять утра. У пруда.
Праздник кончился за полночь.
Жуковский домой не пошел, сидел, прислонясь спиною к ветле. Августовское небо, как пропасть. Полная луна не в силах высветить его даже около себя. Весь лунный свет стекал на землю. Но земля горчила. Горчила ветла, листвою, корой, горчили высокие бурьяны – лебеда поспела. Горчило поле конопли из низины за запрудою…
– И никакой тайны! – Василий Андреевич смотрел на тень от листьев ветлы. Похоже на большой косяк рыбы.
Луна на воде белым колобом. Ни лунной дорожки, ни серебряной ряби на волнах. Земля устала от чудес за весну, за лето…
– И я устал, – сказал себе Василий Андреевич.
Спохватился. Август: в пять утра темно. Маша, должно быть, не спит, боится проспать. А что он ей скажет – в пять утра? Что?!
На часах три. Поспешил домой. Разделся. Лег. Заснул.
Открыл глаза. Три часа пятнадцать минут. Провалялся в сон. Вскочил. Без двадцати четыре. Оделся. Сел в кресло. Перешел на диван. Заснул. Пробудился в страхе, но боже мой! – стрелка никак не могла одолеть одного круга.
Они встретились в половине пятого.
Он расцеловал Машины ручки.
– Добрая! Милая! Милая! Нельзя нас мучить. Чем мы это заслужили?
– Такая у нас судьба. – Голос у Маши не дрожал, не звенел, и он слышал в сим голосе Екатерину Афанасьевну.
– Маша, нам остается одно – бежать. Или… или терпеть по-прежнему. Жить бок о бок и навсегда остаться несчастными.
– Такая у нас судьба, – сказала Маша, ее лицо покривила безнадежно усталая зевота.
– Маша! Неужели Екатерина Афанасьевна не пощадит?..
– Не пощадит, – сказала Маша. – Я не могу сделать маме больно.
– А мне, а себе?
– Такая у нас судьба. – Она положила руки на плечи ему и подняла лицо. Он коснулся губами ее губ. Губы были теплые, но не живые.
– Наш первый поцелуй! – вырвалось у Василия Андреевича.
Она чуть отступила от него, еще отступила и, повернувшись, пошла к дому.
– Всё, – сказал себе Василии Андреевич.
Уже через день он был в Муратове, рассказывал сестрицам, Маше и Саше, о гностиках. Пришла пора прочитать ученицам курс философии.
