— Комбайн, — я решил не отставать и продемонстрировал привычное для деревенского слуха название совка.
— Микитишь! — со знакомыми интонациями похвалил меня Мамушкин.
— Давайте, мужики, работайте, — крикнул нам Митрич. — Как у нас говорят: ешь — потей, работай — зябни, на ходу маленько спи. А мне ехать надо. Начальство должно из района пожаловать. А к вечеру я к вам вернусь. Только не заблудитесь.
— Да с ориентировкой у нас в полном порядке, — засмеялся Мамушкин. — Или мы не лётчики?!
— Лётчики, но не таёжники, — улыбнулся Митрич. — Это в небе вам всё знакомо, а здесь профессор я.
Митрич развёл костёр, вскипятил нам в котелке чай и укатил обратно в Чинлилей.
К вечеру мы набили ягодой всё, что мы взяли с собой: картонные коробки, вёдра и кастрюли. Когда солнце опустилась к ближайшей горе, усталый и довольный удачно складывающимся днём, я от избытка чувств завалился на спину в мягкий мох и стал смотреть на вечернее безоблачное небо, которое сизыми заплатками проглядывало сквозь наросшие после пожара берёзки. Отсюда, с земли, небо казалось далёким, немым, незначительным и, я бы сказал, крохотным. И нельзя было даже подумать, что оттуда, сверху, тайга и всё, что её населяет, — все эти запахи, шорохи, перестук дятлов, посвист пролетающих птиц, шевеление листвы, — существует как бы само по себе, без видимой связи с тем, что стояло над всем этим едва слышимым человеческим ухом оркестром. Там же, вверху, в прозрачности и необъятности тоже шла своя не видимая взгляду жизнь: текли воздушные реки, вздымались ввысь многокилометровые вихри, зарождались и уходили за горизонт облака, и менялись краски. Я знал, что были там свои горы и распадки, это хорошо ощущалось на самолёте, который, бывало, без видимых причин бросало из стороны в сторону, а иной раз разбушевавшаяся стихия готова была скинуть, как надоедливую железную птичку, в тайгу, прямо на вот эти лиственные колья.
Откуда-то из-за ближайшей горы неожиданно появился коршун, перед сном он, должно быть, делал контрольный облёт своих лесных угодий, и сразу же небо приобрело свою, казалось бы, потерянную связь с окружающим земным миром. Я знал: он хорошо видит нас, возможно, стережёт, — и, прослеживая его полёт, мне стало тепло от одной мысли, что неслышно скользящий над нашими головами лесной собрат, пока мы отдыхаем, делает за нас воздушную работу.
— Завтра надо попросить Митрича заехать в Чикан купить сигарет. В Чингилее одна махорка осталась, — сказал Мамушкин.
