Как хороший актёр, он выдержал паузу.
— Расскажу ещё один эпизод. Ты слушай, слушай, авось пригодится! И не лезь с дурацкими вопросами.
Было видно, что Брюханову явно не понравился мой вопрос про боковой ветер. И мне самому не понравился, посадка-то была на грани фола. Но начальник аэропорта не стал ставить меня на место: чего, мол, возьмёшь с сопляка.
— В пятьдесят шестом в Киренск пришло пополнение. В их числе был и я, молодой, честолюбивый, вам скажу, дальше некуда. Скорее-скорее в небо, а потом на большой лайнер. Такие у меня были мысли. Но, по всем документам, прежде чем возить пассажиров, нам надо было налетать сто часов с грузом. А груза на складе нет. Сидим в доме отдыха, в карты играем, денег нет, что дальше будет — неизвестно. Вот и начали с ближайших озёр потаскивать домашних уток. Жители деревни нажаловались Ватрушкину: мол, нехорошо поступают ваши летуны. И Михалыч неожиданно нагрянул к нам в гости. Мы сидим за столом, а на печи — ведро с утятиной, а на столе — графин с гамырой. Увидав высокое начальство, вскочили, вытянулись во фрунт. «Включите радио. Нет, вы включите и послушайте! — загремел Ватрушкин. — Такая сложная международная обстановка, а вы здесь пьянствуете! Вы же все офицеры запаса. Первый выстрел — и в бой. А вы тут в запой!» — «Так полётов нет, и денег тю-тю! — начали оправдываться мы. — Где же мы налетаем эти злосчастные сто часов, если на складе нет груза? Тут не только запьёшь, но от безделья подохнешь!» И тут взгляд Ватрушкина наткнулся на лежащего в кровати лётчика, фамилия у него была Тимохов. Тот как лежал, так и продолжает лежать, не обращая внимания на визит высокого гостя. «Послушай, дружок, ты это чего? — повысил голос Ватрушкин. — А если бы сейчас война?» — «Иннокентий Михайлович, — приоткрыв один глаз, ответил Тимохов, — если война, то я бы тогда надел каску и спал в ней». — «Ну, спи, спи, мы это учтём, когда будем составлять наряд», — мрачно сказал Ватрушкин и, взяв со стола графин, понюхал, сморщился и вылил гамыру в помойное ведро. «И вам не стыдно пить такую дрянь?! — вновь загремел он. — Вы же лётчики! На вас люди равняются». Мы стояли как остолбенелые: надо же так упасть в глазах командира! «Так по Сеньке и шапка, — философски заметил Тимохов. — Употребляем то, что доступно. Мы же с маршалом Тито дружбу не водили». И тут с Ватрушкиным что-то произошло. Он прибрал живот, достал из кармана четвертную и уже другим, распорядительным, голосом обратился к Тимохову: «За то, что вспомнил про Тито, — спасибо! Хватит, дружок, койку давить, слетай в магазин и купи коньяку, — тут Михалыч сделал паузу и произнёс: — Одну мало, две много…»
