Каким же образом разворотческая экономика могла процветать в мире, устроенном по принципам оборотистов? Переговоры с главными торговыми партнерами из числа европейских стран зашли в тупик. Прошло три года. Парламент, по большей части состоявший из оборотистов, разрывался между здравым смыслом и волей народа, не в силах предложить практического решения. Самс унаследовал шаткое большинство и стоял, покачиваясь, между ретивыми фракциями своей партии. Несмотря на это, отдельные газеты называли его Счастливчиком Джимом, ведь могло бы быть гораздо хуже: Хорас Крабб, лидер оппозиции, сам был старым разворотистом из числа постленинистских леваков.
Пока Самс пребывал в смятении и его кабинет раздирали противоречия, фракция пуристов из задних рядов консерваторов упрочивала свою позицию. Британия должна действовать самостоятельно и обратить остальной мир силой своего примера. Если мир откажется последовать за ней, тем хуже для него. Так возник акроним РАЗВЕС: разворот в единственной стране. И вскоре это стало темой песен и граффити – «Прогресс на РАЗВЕС». Разворотисты заявляли, что Британия выстояла в одиночку в 1940 году, когда пала Франция и нацистский ужас расползался по Европе. Так что Британия как-нибудь обойдется без немецких автомобилей. Но Самс продолжал колебаться, раздавая обещания направо и налево. Большинство экономистов, журналистов из Сити, деловая элита и весь финансовый сектор предрекали экономическую катастрофу, если Самс твердо встанет на путь разворотизма. Банки, расчетные конторы, страховые агенты и международные корпорации уже перебирались за рубеж. Именитые ученые и нобелевские лауреаты писали открытые письма, выражая авторитетное отчаяние. Улицы кричали со страстью: «Так держать!» В обществе нарастало возмущение, все больше людей чувствовали себя преданными. Газетная карикатура изображала Джима Самса в виде шекспировского Глостера, ослепленного и шатающегося на краю меловой скалы, а Эдгар, этакий крутой разворотист Джон-Бык [7], подначивал его прыгнуть [8].
Но затем вдруг, ко всеобщему изумлению, Самс со своим колеблющимся кабинетом, похоже, набрался решимости. Они были готовы совершить скачок.
Взглянув в глаза всем за столом и обуздав непроизвольный порыв разразиться феромонной песнью радости, премьер-министр произнес степенные слова приветствия. Голос у него был низким и ровным. Над его правой скулой задергалась мышца. Раньше такого никто не видел. В ходе своих вступительных замечаний он мимоходом сослался на их неразрывную связь и сказал, что отныне их «новый» кабинет будет голосовать в парламенте единогласно. Больше никакого разброда. Слепое единодушие. За столом послышался продолжительный шорох и согласное мычание. Все были как один – колония убежденных единомышленников.
