– Могу я задать вопрос?
– Разумеется.
Элеонора ощущала тепло его руки и боролась с желанием погладить ее кончиками пальцев.
– Это не мое дело, – начала она, собравшись с мыслями, – но мне чрезвычайно любопытно.
– Слушаю, леди Элеонора.
Что ж, хорошо. Для храбрости она набрала в легкие побольше воздуха и задала свой вопрос:
– Вы один из любовников Лотти?
Чарльз давно так не веселился в душе. Он и Лотти любовники?
Воистину, это же нелепо. У Лотти острый язык, к тому же она отлично его знала, с ней проблем было бы больше, чем с любой другой женщиной.
Он сжал губы, чтобы подавить смех, и все же прыснул.
– Лорд Чарльз? – Элеонора смотрела на него чуть нахмурившись.
– Прошу меня простить. Нет, я не любовник Лотти и никогда им не буду.
Леди Элеонора потупила взгляд. Пальцы ее напряглись.
– Матушка меня заметила. Я должна идти к ней.
Чарльз с удивлением осознал, что не может и не хочет расставаться с этой необычной девушкой. Хотя и напомнил себе, что она дочь Вестикса.
– Простите мой смех, – поспешно произнес он. – Мы с Лотти росли вместе, я всегда относился к ней, как к сестре, и романтических мыслей у меня никогда не было, поэтому сама идея… показалась мне забавной. Поверьте, смех вызвал вовсе не ваш вопрос.
И было странно, почему ему так важно ее убедить в этом?
– Мне пора. – Элеонора с опаской покосилась на группу женщин. – Но я хочу, чтобы вы знали: для меня важны наши откровенные беседы. Раньше я ни с кем не могла так запросто поговорить. Это так ново и… прекрасно.
Выражение ее лица смягчилось. В глазах мелькнуло что-то, кажется, надежда. Неужели это правда? Она действительно так одинока? Всю жизнь носила навязанную обществом маску? Неудивительно, что теперь ей так трудно измениться. Особенно учитывая, что она дочь графа Вестикса.
Чарльз вновь порадовался, что принял предложение Лотти помочь на занятиях. Похоже, леди Элеонора – жертва властности отца, как и все в его окружении.
– Мне тоже нравятся наши беседы.
Он говорил правду, общение с дочерью графа Вестикса доставляло ему удовольствие, что само по себе не могло не удивлять.
Она слегка закусила нижнюю губку и превратилась в милую, наивную девушку, что редко удавалось большинству женщин, использующих кокетливый жест намеренно.
Бог мой, у нее, оказывается, чувственные губы, пухлые, красивой формы – такой рот будто создан для поцелуев. Как он раньше этого не замечал?
Чарльз смотрел вслед направлявшейся к матери леди Элеоноре, размышляя, не показалось ли ему, что щеки ее окрасил нежный румянец и что румянец этот вызван их беседой.
