«Это был Сахаров в архитектуре», — характеризовал зодчего Фойгель.
Упомянул он и о увлечении Мержанова рисованием, акварелью. Рисунки и так называемые «отмывки» чертежей входят в архитектурные проекты. Однако у Мержанова эти рисунки были настоящими произведениями искусства, ими его сослуживцы украшали свои жилища. Особенно хорош был рисунок бильярдной: золотистый луч касался бильярдного стола, делал комнату праздничной, радостной.
В. Е. Шашков считает себя в неоплатном долгу перед Мироном Ивановичем Мержановым, потому что благодаря ему от сержанта-чертежника поднялся до военного инженера-строителя высокой квалификации. Мержанов был для него примером профессионализма и трудолюбия: «Меня вдохновляло то, что мне довелось работать с талантливым мастером, у которого многому можно научиться. Высказанное им вскользь замечание „Ведь вы можете больше, чем делаете“ воодушевило меня на дальнейшую работу и учебу». Оценивая деловые и личные качества архитектора, молодой человек не мог не думать, что тот находится в заключении по какой-то нелепой случайности или ужасающей несправедливости, не мог понять, почему высокопоставленные знакомые Мержанова до сих пор не вступились за него. В этой связи Шашков приводит в письме такой эпизод:
«Когда я шел из дома после обеденного перерыва на стройку нашего санатория, поплевывая виноградными косточками, неожиданно передо мною вырос большого роста детина. Я остановился и увидел, как быстро подходит с палочкой Климент Ефремович. По другой стороне дороги медленно шла машина черного цвета. Я немного растерялся и „взял под козырек“. Тут подошел член квартального комитета, сосед Корниенко. Ворошилов поздоровался и стал расспрашивать, почему здесь такой неровный тротуар, по которому людям ходить неудобно. Со знанием дела стал показывать, где нужно подсыпать, где заасфальтировать… „Передайте это вашему квартальному комитету“, — сказал он, обращаясь к Корниенко, затем прошел к машине и уехал. А талантливый зодчий Мержанов, создавший здравницу имени К. Е. Ворошилова, построивший для него дачу с роскошным садом, в эти минуты работает в неволе, как политический преступник. И это всего в десяти минутах ходьбы от места отдыха Климента Ефремовича!»
Однако к Ворошилову Шашков, как и Мержанов, относился с большой симпатией: подкупали демократичность маршала, свобода и естественность в общении с простыми людьми, открытая, не за семью замками, его жизнь в Сочи. О приезде Ворошилова сразу же становилось известно в городе: он привозил с собой коня, которого ординарец выгуливал по Виноградной улице. Ворошилов часто ходил пешком, без охраны, встречаясь с горожанами, вступал с ними в разговоры. «Ходил он маршевым шагом, — уточняет Шашков, — ординарец с конем едва успевали за ним. Позднее он также ходил быстро, но с палочкой и в сопровождении машины».
