И вот такой, лишенный художественного вкуса и равнодушный к цвету человек (фотографии в это время были черно-белыми) раз за разом отдает распоряжение — переделать новостройку, и удержу ему нет: никто перечить не осмелится.
Поменял свой облик и дом-символ близ Мацесты. До 1950 года он сохранял первоначальную п-образную форму, открывавшую доступ к нему целебному черноморскому воздуху. Но поступило указание сделать с открытой стороны пристройку — главный фасад с воротами, так, чтобы образовался внутренний дворик — курдонер.
Реконструкцию следовало осуществить в короткий срок, так как на дачу в следующем году намеревался приехать Сталин. Работать, естественно, сразу же стали интенсивно, без раскачки и перекуров. Со строительства Сочинского санатория МГБ, который возводили по проекту Мержанова и под его авторским надзором, была снята часть рабочих и инженерно-технического персонала и направлена на объект «Пихта», так стала называться в строительных документах дача Сталина.
Казалось бы, не должно было возникнуть в работе никаких препятствий: специалистов достаточно, материалы есть и задание простое — воздвигнуть пристройку параллельно существующему фасаду. Но развернувшееся было строительство неожиданно уперлось… в дерево, в пальму. Ее любил и лелеял вождь. Она росла на месте будущей пристройки. Срубить ее, пересадить никто не решался.
Реконструкцией дачи руководил московский архитектор Алексей Иванович Печенкин, давний знакомый Мержанова, и должен был найти какой-то выход из сложившейся ситуации так, «чтобы волки были сыты и овцы целы».
Помогали ему решать эту курьезную головоломку, которая могла обернуться большой неприятностью, главный инженер строительной конторы военно-строительного отряда Е. З. Коробанов, сотрудник проектно-сметного подразделения В. Г. Шашков, геодезист Н. Я. Королев. Возможно, Печенкин обращался за помощью к Мержанову.
Какие чувства испытал опальный зодчий, узнав о реконструкции? Конечно, шок: уничтожалось его лучшее произведение, при том, что сохранялась целостность каждого кирпичика. (Двумя годами раньше так же была перестроена Ближняя дача.)
Почувствовал, наверное, злое бессилие перед хитроумным властителем, каким был Берия, который продолжал сводить с ним счеты, но так, чтобы понятно было только ему, зодчему Мержанову. Не мог не подумать он, что время перестройки дачи не случайно совпадает с его пребыванием в Сочи: всесильный противник пожелал, чтобы она происходила если не на глазах у зодчего, то явно на его слуху: смотри, слушай, заключенный Мержанов, ты — никто. И выйдешь на волю — останешься никем. «Я памятник себе воздвиг нерукотворный».
