В том же году Мирон Мержанов поступил в Краснодаре на 4-й курс архитектурного отделения строительного факультета Кубанского политехнического института. Открыл кустарную мастерскую по изготовлению пуговиц. Дело оказалось настолько прибыльным, что он смог купить себе верховую лошадь.
Института он и на этот раз не закончил, но был принят в среду архитекторов и стал в ней настолько своим человеком, перспективным специалистом, что вскоре, в 1922 году, беспрепятственно женился на дочери едва ли не самого видного из них Эммануила Бальтазаровича Ходжаева, Елизавете. До революции он был очень состоятельным человеком: имел в Пятигорске три наследственных больших дома, три дачи в Кисловодске и две в Гудауте. Несмотря на гражданскую войну, Ходжаев оставался преуспевающим и состоятельным человеком. Видимо, не желая зависеть от него, считаться в их общей среде лишь подающим надежды зятем большого человека, гордый, честолюбивый Мержанов опять покинул родные места, в 1923 году вместе с женой отправился в Кисловодск, город, воспетый, увековеченный Лермонтовым. Может быть, ему, романтику, вспомнилось смутно лермонтовское: «Здешние жители утверждают, что воздух Кисловодска располагает к любви, что здесь бывают развязки всех романов, которые когда-либо начинались у подножья Машука. И в самом деле, здесь все дышит уединением; здесь все таинственно — и густые сени липовых аллей, склоняющихся над потоком, который с шумом и пеною падая с плиты на плиту, прорезывает себе путь между зеленеющими горами, и ущелья, полные мглою и молчанием, которых ветви разбегаются отсюда во все стороны, и свежесть ароматического воздуха, отягощенного испарениями высоких южных трав и белой акации, и постоянный, сладостно-усыпительный шум студеных ручьев, которые, встретясь в конце долины, бегут взапуски и наконец кидаются в Подкумок».
Может быть, его, мечтателя и горца по крови, потянули к себе горы: «Кругом, теряясь в золотом тумане утра, теснились вершины гор, как бесчисленное стадо, и Эльбрус на юге вставал белою громадой, замыкая цепь льдистых вершин, между которых уж бродили волокнистые облака, набежавшие с востока».
Но вероятно и то, что, молодой и азартный, он пошел на поводу у прагматизма: Кисловодск не очень пострадал от военных и революционных бурь. «В нем, помимо прекрасного климата и целебных вод, были достаточно сносные условия жизни», — вспоминала знаменитая балерина Матильда Кшесинская, которую несколько раньше Мержанова занес на Кавказ «ветер перемен».
