написанный роман, – мы долго думали и решили, что сочетание на обложке имен Давид Бирнбаум и Илья Обломов лучше заменить конструкцией покороче и не вызывающей столь явных реминисценций. Роман стал международным бестселлером, был успешно экранизирован и кормил нас обоих долгие годы. В частности, мой «ниссан» – остаток той самой роскоши. Мы гребли деньги если не лопатой, то по крайней мере аккуратным совочком. В этом нет никакой тайны, и «скелет» заключается в другом. Надо было продолжать ковать железо, но, едва мы засели за следующую книгу, я обнаружил, что не могу выдавить из себя ни слова для этой затеи, которая с тех пор и навсегда сделала нас частью издательского конвейера. Меня тошнило от большой белой лжи под названием «show must go on», но кого интересовало состояние моего желудка? Давид рвался в бой, и, надо признать, у него для победы было все: талант, энергия, сила, умение договариваться с нужными людьми и умение им нравиться. Последними качествами я точно не обладал. В результате все последующие книги с надписью «Вадим Ильин» на обложке написал он один, а я тихонько кропал что-то свое под другим псевдонимом и мог рассчитывать лишь на то, что в лучшем случае гонорар покроет расходы на лазерный принтер. Надо ли говорить, что в нашу долбаную эпоху, когда ярлычки окончательно заменили содержание, издатели настаивали на сохранении «бренда»? Тогда я не возражал, потом было поздно. Ситуация устраивала всех, кроме меня, а если совсем уж честно, то и меня иногда устраивала. Давиду было без разницы, под каким именем пожинать плоды; публика плевать хотела на то, сколько у кого соавторов, а я ощущал себя причастным к Большой Литературе, пусть и не на вполне законных основаниях. В некоторых случаях, на презентациях, вручениях премий и встречах с почитателями, мне приходилось играть роль соавтора, и я говорил себе, что делаю это исключительно ради Давида. Потом наступало раскаяние; я сам себе был противен и даже периодически рвался покончить с этим, но Давид всякий раз останавливал меня: «Какого черта, старик, смотри на это проще, как на мистификацию. Они этого хотят? Пусть жрут. Твои вещи ничуть не хуже». Но я-то знал, что они хуже всего того, что написал блестящий и неповторимый Вадим Ильин. И Давид тоже это знал.
В общем, как видите, у нас сложились особые отношения. Внешне – дружеские; где-то в глубине – будто у дьявола с клиентом. Разобраться бы еще, кто на самом деле дьявол, а кто клиент… Во всяком случае, минувшие годы прошли под знаком определенной взаимной зависимости. Меня не покидало ощущение, что я обязан делать для Давида все, что могу. Его просьба приехать не оставила мне выбора. Но ведь в письме было еще кое-что: приглашение на чужой праздник жизни. Против новой книги, да еще «бомбы», да еще написанной действительно
