Бог рождает Своего Сына в вечности, и так же, как совершилось это рождение однажды во времени, совершается оно в основе и сущности человеческой души. "Бог стал человеком, дабы я стал Богом". Великое "я есмь" мира, Слово, воплотилось в человеке, дабы узнал человек в себе великое "я есмь" мира. Отрешаясь от своего временного лика, он познает в себе бессмертное "я есмь" и в нем становится причастником мировой творческой воли; там он в средоточии, из которого исходят лучи ее, там видит он себя "как того, кто создал вот этого человека". В этой глубине, в которой бьет жизнь сама из себя, без всякого "почему" — необходимость и свобода становятся единым. Сливая свое "я" с мировым, человек постигает мировую волю, как свою. Поняв всем существом своим закономерность, он перестает чувствовать закон, как внешнюю силу. Мало того, что, разумея, он исполняет закон, он творит его.
Человек постигает вещи не только внешними чувствами, но и внутренним прозрением. Свет этого внутреннего познания называет Экхарт "искоркой" души. Кто просветлен этой "искоркой", тот познает мир не только чувственно и рассудочно, он познает вещи, сливаясь с их сущностью, познает их изнутри: перестает быть в мире как нечто обособленное, находит все в себе и себя во всем.
Человек стал человеком благодаря своему самостоятельному "я". Но он становится человеком в высшем смысле этого слова, когда он через самопознание возвышается над этим ограниченным "я" до принятия в себя мирового. "Где кончается тварь, там начинается Бог. И Бог не желает от тебя ничего большего, как чтобы ты вышел из себя самого, поскольку ты тварь, и дал бы Богу быть в тебе Богом".
По Экхарту, самая сущность Бога есть любовь. Бог должен любить человека. "Клянусь вечной правдой Господа, должен Бог излиться всею силою Своею в каждого человека, дошедшего до глубины. Излиться всецело, так, чтобы ни в жизни Своей, ни в сущности Своей, ни в естестве Своем, ни даже в самой божественности Своей не сохранить ничего для Себя, но щедро и плодоносно излиться в человека, отдавшегося Богу". Итак, внутреннее озарение дается неизбежно тому, кто достигает отрешенности, чья личная, обособленная воля молчит. "Дух того человека не может желать иного, чем желает Бог. И это не неволя его, это его собственная свобода. Ибо свобода — это наша несвязанность, ясность, цельность, чем мы были в нашем первом происхождении и чем стали освобожденные в Духе Святом".
