В окне мелькал жёлтый свет придорожных фонарей, в котором виднелись размытые неясные контуры строений и деревьев, тонущих в темноте. Я сонно глядел на них зачем то борясь с искушением закрыть глаза, мне казалось, что быстро заснув, я пропущу что-то важное, какой то жизненный фрагмент, которого потом не вернуть и которого мне будет очень не хватать… Вот поезд замедлил ход и со скрипом остановился. В окно вплыло здание небольшого вокзала с часами и названием станции, в котором не хватало последней буквы. Я попытался его прочитать, но глаза сами собой закрылись.
Хорошо проснуться в залитом солнцем купе. Повсюду скользят яркие блики, они вспыхивают на никелированных полочках и на рукоятке двери, пробегают по столу и по лицам сладко спящих друзей улыбающихся во сне. Вагон не раскачивает, не слышно перестука колёс, а за окном живёт своей жизнью большая станция, оттуда доносятся — хриплые крики носильщиков, шутки встречающих, брань, свистки…
Я проснулся от холода. В купе было пасмурно и зябко. На столике лежала газета с остатками вчерашнего ужина. С верхней полки доносился лёгкий стук барабанных палочек — там стучал зубами спящий Тенгиз. Ярусом ниже лежал, с головой закутанный в бумажное одеяло, Вигнанский.
На ноги одеяла не хватило и из кокона торчали босые пятки.
Я выглянул в окно, посмотреть на станцию, но обнаружил лишь бурую, набухшую от дождя степь, поросшую чахлыми кустиками. Словом передо мной раскинулся самый унылый пейзаж какой только можно себе не пожелать увидеть спросонья. Решив, что друзьям тоже необходимо срочно увидеть мокрую степь, я оттянул, удерживаемую в исходном положении пружиной, сетчатую полочку и отпустил её. Она громко стукнула по стене, что вызвало недовольное шевеление и ворчание на обоих ярусах.
За одеванием и умыванием мы прибыли в Баку. Состав малым ходом прошел последние сотни метров и триумфально остановился там где ему было положено.
Нами было решено оставить вещи в камере хранения вокзала и побродить по городу налегке. Список мероприятий предусматривал бритьё, обед и прогулку по набережной Каспия.
Александр Дюма, проезжавший Баку по дороге в Тифлис в конце пятидесятых годов девятнадцатого века, оставил несколько интересных воспоминаний об этом городе. Вот одно из них:
«Скоро Баку предстал перед нами во всей своей красе; мы как будто сходили с неба.
На первый взгляд есть как будто два Баку: Баку белый и Баку чёрный.
Белый Баку-предместье расположенное вне города, — почти целиком застроилось с того времени, как Баку стал принадлежать русским.
