Когда я училась на геронтолога, у нас был замечательный курс под названием «Воспоминания». Каждого студента прикрепляли к человеку с той или иной формой деменции из тех, кто жил в центре специализированного сестринского ухода. На целый семестр этот человек становился нашим напарником.
Первый час на занятиях в центре мы проводили наедине с напарником, знакомясь друг с другом, налаживая контакт и устанавливая доверительные отношения. Наши напарники находились на разных стадиях деменции, но большинство были рады, что с ними занимаются и им уделяют внимание. После первого часа мы собирались в общем холле и все вместе садились в круг для участия в групповом занятии, которое называлось «Воспоминания».
На каждый день у нас была запланирована тема для обсуждения, она должна была вызвать у участников определенные воспоминания. Ими нужно было делиться с группой. Почти всем нравилось обсуждать такие темы, как «день вашей свадьбы», «военные годы» и «какие домашние животные у вас были в детстве».
Одна из проживающих, однако, не очень охотно делилась своими историями. Она вообще не проявляла энтузиазма по поводу наших встреч и занятий. Ее звали Вада, и у нее была репутация трудного клиента.
Студент, которому определили в напарники Ваду, с самого начала знал, что ему придется нелегко. Ваде шел сто второй год, здоровье ее было очень слабым, она была смертельно больна. С персоналом она разговаривала грубо и постоянно жаловалась: на условия, на еду, на уход и на каждого человека в радиусе трех метров.
Вада была беспокойна и зла – и сопротивлялась любым попыткам сделать ее последние дни более счастливыми и комфортными. У нее были проблемы со слухом, и во время наших групповых встреч она вдруг разражалась криком: «Что мы здесь делаем? Я их не слышу! Что они говорят? Верните меня в мою комнату!»
Так повторялось раз за разом, пока однажды на группе не была предложена тема «дни рождения». Участники стали по кругу вспоминать о том, как в детстве отмечали дни рождения, или о том, какой именно запомнился им больше всего. Когда очередь дошла до Вады, она, ко всеобщему изумлению, не стала протестовать. Тихим, дрожащим от чувств голосом она начала рассказывать о дне, когда ей исполнилось восемь.
Она росла единственным ребенком в бедной семье на уединенной ферме в одном из штатов Среднего Запада. Ее отец и мать с утра до ночи работали в поте лица, и на девочке тоже лежало много обязанностей. В школу она не ходила. Мать сама старалась обучить Ваду чтению, письму и арифметике.
