— Ты — Якубова! Твой отец — Якубов!.. О, Якубов!.. — Он чуть не задохнулся и замолчал на некоторое время. Потом продолжал уже спокойнее: — Ты знаешь, он мой учитель… О, как мы с Валькой Кайгородовым с ним пили! Но куда нам было до Юрия Федоровича… Он пьет — и Омара Хайяма читает… По зеленым коврам харасанских полей вырастают тюльпаны из сердца царей… Вырастают фиалки из праха красавиц, из пленительных родинок между бровей… Россия… поля харасанские… представляешь?!
Я представляла.
Знала я и о том, что через два года после войны мама, наконец, нашла постоянную и хорошую работу — в клубе военно-морского училища, мирно живущем в тысячах морских миль от моря. И там в нее влюбился курсант, молодой и румяный мой папа-моряк. Якубов к этому времени, как и прежде случалось, исчез, и, похоже, навовсе…
Роман мамы и папы длился недолго, маму арестовали. Фамилия, начинающаяся на последнюю букву алфавита, не помогла — ее не вызвали, за нею пришли… передали привет от усатого. В тюрьме мама о Якубове вспомнила и о нем позаботилась — подала на развод. Сокамерница посоветовала, рассказала, как муж от нее не отказался, а она, дура, не догадалась сама развестись… ну, его и арестовали.
Чахоточный поэт и переводчик Юрий Федорович Якубов приветов от вождя избежал, его опять не сосчитали. Он умер свободным вскоре после маминого ареста… Но умер и усатый. Держава дрогнула, кое-что осыпалось. Город Молотов, например. Городу вернули прежнее имя, под которым его заложил граф Татищев году в тысяча семьсот двадцать каком-то на месте слияния огромной холодной реки с маленькой медной жилкой.
С Борисом Ширшовым в семидесятые годы я нет-нет да и виделась. Когда Ширшов был трезв, он меня не помнил, а когда пьян — помнил и любил. Я пыталась объяснить ему, что я не дочь Юрия Федоровича, но Ширшов не обращал внимания, для него это был вопрос решенный. Последняя наша встреча случилась все в том же Доме журналиста, мы с друзьями сидели за длинным столом, и вдруг из табачного тумана выплыло темное, с голубыми мутными глазами лицо Ширшова. И он произнес зычным своим надтреснутым голосом: «Ребята, берегите Якубову!»
Вскоре его не стало.
А меня пока что берегут: и ребята — те, что живы, — и что-то еще… Может, тень Якубова, обитателя города Молотова, которого никто из ныне живущих уже не помнит.
