— Так давай знакомиться. — Он выключил двигатель. — Геннадий Ильич Карачай. Майор полиции в отставке. Бывший участковый, если быть точным.
— Так вот почему вы так хорошо стреляете, — понимающе протянула Ольга.
— Если мне не изменяет память, — сказал Геннадий Ильич, — то мы давно перешли на «ты».
— Вы перешли, а не я.
— Для тебя это так важно? Ты полагаешь, что если я насильник или маньяк, то меня остановит то, что мы зовем друг друга по имени-отчеству?
Ольга продолжала смотреть на него. Ей нравилось его лицо, простое и волевое, нравилась его манера подпирать верхнюю губу нижней, нравилось уверенное выражение его темных глаз. И нос у него был мужской — прямой и массивный, словно бы являющийся продолжением лба с тремя продольными морщинами.
— Это может быть опасно, — предупредила Ольга.
— Ну что ты с ней сделаешь! — воскликнул Геннадий Ильич. — Осетинских бандитов она взрывает запросто, а немолодого одинокого мужчину, одного с ней роста, боится. Что за странная избирательность?
— Это может быть опасно для тебя, а не для меня, — уточнила она.
Его зрачки не сузились и не расширились, глаза не вильнули из стороны в сторону.
— Я сказал тебе, что потерял жену, — сказал он. — Так вот, она не просто умерла. Не случайно погибла. У нас убили сына. Недавно. Ему было двадцать. Его застрелил кто-то из бандитов того самого Рахмана, который тебе тоже чем-то не угодил. Поэтому понятие «опасность» стало для меня весьма растяжимым. Я объявил бандитам войну и убил троих у тебя на глазах. Так что я в любом случае рискую. А ты?
Ольга увидела и услышала все, что хотела.
— Пойдем. Только при условии, что ты не станешь у меня ничего выпытывать.
— Хорошо, — легко согласился Геннадий Ильич. — При встречном условии. Ты мне сама расскажешь.
— Если захочу, — сказала она.
— Когда захочешь, — произнес он, сделав нажим на слове «когда».
— Ох и настырный ты! — Ольга покачала головой и сделала движение, чтобы выбраться из машины.
— Погоди, — остановил ее Геннадий Ильич. — В таком виде нельзя идти.
— И правда. — Она спрятала выставленную наружу ногу в черной туфле не по сезону.
— Я принесу пальто и сапоги, — сказал он. — Посиди пока. Музыку включить?
— Разве что похоронную, — сказала Ольга.
— Сейчас не играют реквием, — сказал Геннадий Ильич. — Даже на похоронах. Не актуально.
— Я знаю, — кивнула она.
Он окинул ее внимательным взглядом и ушел. Оставшись одна, она спросила себя, а не лучше ли сбежать, пока не поздно? Что она знает об этом Геннадии Ильиче Карачае, кроме того, что у него простое мужественное лицо, твердая рука, жесткий характер и напористая манера общения? Может быть, он все наврал. Может быть, не было у него никакой жены или он ее сам убил, а теперь изображает вселенскую скорбь. Но нет. Чем-чем, а лицемерием Карачай не страдал. Был прям и бесхитростен, насколько Ольга могла судить. И, в конце концов, пригласил он ее не в безлюдном месте прогуляться, а к себе домой. В подъезде у него, несомненно, есть соседи, так что только последний дурак повел бы себя столь безрассудно и вызывающе.
