Мобильник засветился снова и принялся слегка кружиться на столе, куда его положила Люция Марковна.
— Телефон! — крикнул Валентин из кухни.
Она ответила, хотя желание было изо всех сил шваркнуть телефон об пол.
— Что тебе надо? — спросила Люция Марковна.
— Люся, — сказал муж.
И умолк.
Она взялась за сердце. В груди образовалась сосущая пустота. Безвоздушное пространство.
— Что? — спросила она.
— Сережа, — сказал он.
— Что?.. Что?..
— Нет больше Сережи, — закончил муж.
— Ты решил поиздеваться надо мной, негодяй! — вскричала она не своим, непривычно низким, грудным голосом. — Хочешь заставить меня переживать, волноваться? Не выйдет! Ничего у тебя не получится, милый мой! Все ты врешь! Ничего с Сережей не случилось и случиться не могло!
Он несколько раз пытался перебить ее, но был вынужден дождаться конца гневной тирады. И только тогда сказал:
— Его убили. Позавчера.
Люция Марковна покачнулась. Комната странно накренилась и приобрела непривычное освещение. Как будто на потолке дополнительные лампы включили, отчего углы и стены погрузились в густую тень.
— Почему же ты мне только сейчас говоришь, скотина такая! — заверещала Люция Марковна.
Грудной голос исчез. Она была способна только на визг. Она подсознательно стремилась заглушить голос мужа.
— Я вчера на опознании был, — сказал он. — Потом со следователем беседовал. Не до тебя было.
Люция Марковна пошевелила губами, проверяя, не пропал ли у нее дар речи. Вошел Валентин, вопросительно поднял брови.
— Муженек звонит, — сказала она, усмехаясь. — Нажрался с утра и решил моей крови попить. За всю нашу совместную жизнь не напился.
— Люся, — послышалось в трубке. — Это правда. Сережа убит. Завтра похороны.
Она захохотала, как ведьма. Ей хотелось объяснить Валентину, какой все-таки негодяй ее бывший, но спазмы в груди и горле не позволяли. Все, на что была способна Люция Марковна, это продолжать смеяться, тыча в телефон пальцем.
Она увидела, как лицо Валентина сделалось испуганным, накренилось и вытянулось. Люстра на потолке резко пошла куда-то вбок, Люция Марковна с размаху ударилась об пол. Когда она открыла глаза, над ней нависал Валентин, странно отдаленный и видимый как в перевернутую подзорную трубу. Он что-то говорил, его глаза были встревоженные.
— Больно, — пожаловалась Люция Марковна.
Голоса не было. Она произнесла это внутри себя.
— Что? — спросил Валентин.
Его голос звучал так, словно она окунулась в воду по самые уши. Она любила делать так маленькой девочкой, лежа в ванной. Ее любимой игрушкой был белый резиновый котенок в желтой маечке и почему-то без штанишек. Вода быстро остывала, но вылазить не хотелось. Здесь было все равно теплее, чем снаружи. Люся стала погружаться все глубже. Силуэт Валентина расплывался и отдалялся, пока не сменился отчетливым и крупным Сережиным изображением. Это причинило ей такую боль, что она не захотела цепляться за видимую поверхность, а позволила себе тонуть все глубже, падая спиной в разверзшуюся под ней пропасть.
