— Это, наверное, ужасно, но я счастлива, — пробормотала Ольга. — И хотя я чувствую себя предательницей, но все равно счастлива.
— Я тоже, — сказал Геннадий Ильич.
Он приподнялся и лег, потому что у него закружилась голова.
— Тебе плохо? — спросила она встревоженно.
— Мне хорошо, — ответил он.
И это было правдой. Они были живыми и имели право на счастье. Кому станет легче от их скорби, от их траура? Мертвым? Но и Геннадий Ильич, и Ольга тоже умрут в свое время, и разве захотели бы они, чтобы близкие горевали о них до конца дней? Все люди смертны, и это уравнивает их.
— Будем спать? — пробормотал Геннадий Ильич.
— Давай, — согласилась Ольга. — Только возьми меня за руку, ладно? Чтобы не оказалось, что все это приснилось.
Он взял ее за руку, и они закрыли глаза, сблизив головы на одной подушке. Олины волосы щекотали Геннадию Ильичу нос, но он их не убирал. Это ему не мешало, даже наоборот. Ему было приятно, что она рядом. Ее близость нужна была ему всякая — не только та, что заставляет рычать, стонать и терять голову от перевозбуждения. Ольга лежала возле него, сейчас ему было этого достаточно.
Он не мог не вспомнить Люсю. Разве он ее не любил? Любил. Но это было другое чувство. Разных людей мы любим по-разному. Детей, родителей, женщин, друзей. Мы любим их всех, но это не одно и то же. У любви так много оттенков и градусов, что невозможно дать ей точное определение. С одними людьми хорошо, с другими плохо. Мы тянемся к тем, которые рождают в нас положительные эмоции, и называем это любовью.
В конце концов, мороженое и кофе мы тоже любим, разве не так?
И что в таком случае называется любовью? Влечение. Мы любим то, к чему нас тянет.
Геннадий Ильич улыбнулся, довольный точностью своего определения, и уснул. Улыбка так и осталась на его губах, и, пробудившись, он вспомнил о том, что теперь ему хорошо. Захотелось сказать Ольге что-нибудь приятное. Он слышал, как она плещется под душем, представлял ее себе и испытывал спокойное, ровное радостное чувство, которое посещало его так давно, что казалось совершенно новым, незнакомым.
Когда Ольга вошла, он сообщил ей, что любит ее, и она повторила три его слова, добавив свое «тоже».
«Я тебя люблю» и «я тебя тоже люблю»… Ах, если бы каждое утро людей начиналось с этих признаний! Но это было уже из области фантастики, а фантастику Геннадий Ильич не любил, поэтому занялся делами практическими: сел за компьютер и, ознакомившись с местными новостями, доложил Ольге:
