И умойся. Чумазая какая! Прости, Господи! Сейчас воды принесу. – И взаправду принес кастрюлю теплой воды, большой таз, кусок душистого мыла и чистую тряпицу, и Настя впервые за четыре с половиной недели каторжного труда умылась и помылась, как смогла.
У дверей кабинета намертво встал Евсей Михайлович, которого все звали просто «Михалыч», не пропустивший в кабинет даже «Лиса» и «Лето». Этих необычных командиров все их подчиненные звали по позывным, а не по званию.
Помывшись и выйдя из кабинета Стрельцова, сразу же увидела подполковника Лисовского и майора «Лето», расположившихся около маленького столика с кружками чая в руках, и «Михалыч» тут же протянул такую же кружку и Насте.
Командиры сразу начали задавать Стрельцовой простые вопросы: кто она, где училась, где работала, как давно в Ленинграде; и Настя достаточно толково на них отвечала, но в голове ее, наверное, на всю жизнь раскаленной занозой застряли слова Евсея Михайловича: «застрелил первого секретаря городского комитета партии прямо на заседании партийного комитета». Это было настолько немыслимо, что просто не укладывалось у Стрельцовой в голове, но человек, сделавший такое, сидел прямо напротив нее, и Настя никак не могла отвести от него своих глаз.
Следующие несколько дней смешались у Стрельцовой в калейдоскоп допросов, возмущенных криков, униженных просьб, полных ненависти взглядов и расстрельных приговоров. Впрочем, расстреляли на месте только одного майора интенданта. Прямо так. После допроса раздели его до исподнего, вывели на улицу с табличкой «мародер», расстреляли прямо при людях, толпящихся у дверей, бросили труп здесь же на улице и навсегда забыли о нем.
«В назидание всем остальным», – как сказал Евсей Михайлович, бывший у всей группы спецназа персональной нянькой, и у нее, как оказалось, тоже. Настя должна была удивиться этому. Ведь у «Михалыча» было очень много обязанностей – он был ординарцем майора «Лето», а теперь сержант опекал еще и ее.
Пожилой сержант был удивительным человеком, но к тому времени Настя перестала удивляться. Совсем-совсем перестала. Даже два вещмешка драгоценностей и золота вместо партийных документов, отправляемых самолетом с курьером спецсвязи, не удивили ее.
Стрельцова удивилась только тогда, когда ей сказали, что прошло уже восемь дней. Удивилась, когда оказалось, что их группа увеличилась до пятидесяти человек – из Москвы прилетели несколько самолетов управления спецопераций, доставивших следственные группы и взвод спецназа и забравших на обратном пути людей, которых нашел «Лето». Удивилась, когда уснула прямо за столом во время очередного допроса, а проснувшись, увидела лежащего рядом подполковника Лисовского и майора «Лето», спавших так же, как и она, беспробудным сном смертельно уставших людей. И удивилась она только тому, что за эти дни ни разу не видела их спящими.
