«…и не посчитал нужным пополнить запасники», – печально пошутил профессор и горько улыбнулся.
– Что же теперь делать? – простодушно спросил Мишка.
Профессор взглянул на нас удивленно, аккуратно поставил наш шедевр на стол и оставил за собой тоскливо скрипнувшую дверь.
– Собирать манатки! – ответил за него я.
– Куда же мы пойдем?
– На паперть. Сколько мы выпили вчера?
– Не помню.
– Даже самый безвкусный в мире коллекционер не захотел признавать в этом живопись. Сколько у нас денег?
– Три тысячи семьсот.
– Даже на самую паршивую однушку не хватит. Нужно еще две триста. Где их взять?
– Не знаю.
– Запомни одну простую вещь, запомни навсегда…
– Никогда не мешай, ты это уже говорил, – страдальчески вздохнул Мишка.
– Да, и никогда не рисуй пьяным.
– Но Поллок же…
– То – Поллок, а то – Гречкин…
⁂
– Проходите, проходите гражданин, это узконаправленное, высокоинтеллектуальное, камерное искусство, увы, не каждому дано понять…
– А чего тут понимать-то? Моя трехлетняя внучка и то лучше нарисует.
– Я счастлив, что у вас такая талантливая внучка. Проходите, пожалуйста.
– Граждане, только сегодня и только у нас вы можете прикоснуться к творчеству талантливейшего художника, ярчайшего представителя андеграунд-авангарда, иконы стиля и законодателя мод современного искусства Лазаря Спасклепского!
Лазарь Гречкин полулежал на раскладном стуле возле мольберта с нашей «Медитацией». Шею его обматывал зеленый вязаный шарф с длинными кистями, с головы свисала гигантская клетчатая кепка, в зубах торчала папироса «Беломорканал». Весь этот джентльменский набор художника мы приобрели тут же – на стихийном блошином рынке проспекта Кирова.
Продюсерский талант мой начинал приносить первые плоды.
– Его на той неделе по «Культуре» показывали, – шепнул соседу седовласый гражданин в молочном костюме и роговыми очками на носу. Сосед в майке-сеточке, шортах и с рюкзаком на плече удрученно и сочувственно замотал головой.
Лазарь сделал губы уточкой и воспарил над облаками.
– А что за картина-то?
– Как называется?
– Эта художественная композиция, выполненная в стиле экспрессивного психоделического ньюпостэйджмодерна, под названием «Поцелуй Иуды», олицетворяет неравную борьбу сил разума, чистоты и света с темнотой человеческих пороков, соблазнов и самых мерзких искушений.
– А что художник молчит? – пробасил толстяк в сиреневом трико.
– Он медитирует, – таинственно улыбнулся я.
Мишка замер.
– Для достижения глубин творческого вдохновения он входит в транс, настраивается на частоту высшего разума и… видит картины, наполненные космической мудростью…
