— Ну, не на столе, в ящике — заюлила Юлька — Какая разница? Главное не это. Главное, что выбора у нас нет. Средневековье какое-то, честное слово.
— Почему нет выбора? Есть. Я, например, без особых проблем скажу «нет», а если понадобится, так и дверью хорошенько грохну. Знаешь, мне ведь терять особо нечего, хотя бы потому, что у меня ничего и нет.
— А мне есть что терять, Валера. Знаешь, я всегда тобой восхищалась. Что ты ржешь? Ну да, слово громкое, но это правда. Ты смог от всего отказаться и уйти. У меня так не получится. Я привыкла жить так, как сейчас, и меняться уже поздно.
— Да ерунда это все. Поздно, не поздно… Жизнь припрет, так сразу все твои привычки прикажут долго жить, уж поверь. А еще скажу так — для меня самым сложным было не от денег и возможностей отвыкнуть, а с ума от снов не сойти. Мне же та ночь постоянно мерещилась, подушка каждое утро от пота мокрой была. Вот это да, это страшно. Только глаза закроешь, и ту девчонку видишь. Стекло битое, дым, вонь, кровь, она орет… А остальное чепуха. Так даже проще, поверь. Вот и сейчас мне хоть бы хны, потому что из рядовых не разжалуют.
— Может, ты и прав — Юлька оторвалась от моего плеча, на ее щеках я увидел две мокрые дорожки — Как всегда. Ладно, пошли, нас ждут в саду. Вино свое не забудь.
— Мы можем туда не идти, в чем проблема? предложил я — Мне вот отца видеть совершенно неохота, опять ведь поцапаемся. Давай лучше вызовем такси, поедем ко мне и устроим себе веселый вечер.
— Это невежливо — девушка встала с табурета — Все-таки они наши родители, и мы обязаны проявлять уважение по отношению к ним. Пойдем, Валера, чему быть, тому не миновать.
Если бы я был чуть сентиментальнее, то непременно умилился бы при виде картины, представшей перед нами. Ну, сами посудите — ухоженный сад во всей его позднелетней (или даже уже раннеосенней прелести), неяркое солнышко, пробивающееся сквозь листву, курящийся дымком подлинный «воронцовский» самовар, который дядя Сережа еще в начале века купил за большие деньги на каком-то аукционе, стол, заставленный простой, но вкусной едой, и родители, попивающие чаек и мило беседующие друг с другом. Если не знать, сколько всякого разного между нашими семьями за последние два с половиной десятилетия произошло, то можно подумать, что они вообще родственники.
Впрочем, с учетом того, что я услышал пару минут назад, то оно почти так и есть. Как это правильно-то? Свояки? Сваты? Не знаю точно. Была бы тут Марфа Петровна, так ответила бы, ей ли эти тонкости не знать.
