Зиму 1869/70 года мы жили в Армянском пер., в Лазаревском институте, куда мой отец вновь поступил директором по просьбе своего родного дяди Христофора Яким. Лазарева – попечителя института. Квартира была большая, хорошая, мама́ любила свет, а главное, любила, чтобы молодежь веселилась, и у нас устраивались jours fixes днем по понедельникам, как у кн. Голицыной, благо мы жили в одном направлении – удобнее ездить заодно к ней и к нам по пути. В конце этой зимы, уже в 70-м году, незаметно начал за мной ухаживать младший Голицын, говорю незаметно, так как я была тогда убеждена, что его сердце принадлежит другой. Я продолжала кокетничать со всеми, но ни в кого не влюблялась, мне было просто весело, и о замужестве я не помышляла. Когда, бывало, мама́ мне говорила о возможности брака, я кидалась к ней на шею, умоляя ее мне оставить свободу еще года на два или на три. Чудная пора юности моей, с какой любовью я вспоминаю тебя и с каким горячим чувством вспоминаю я мою кроткую мать, ее заботы о нас, девочках ее!
Лето 70-го года в Железниках прошло таким же порядком, как и другие лета. Катанье верхом, гулянья, Зыбины, Калуга, Азаровское, пикники, обеды и т. д. Зима в Лазаревском институте, выезды, флирт и т. д. Наступил 71-й год, столь знаменательный в моей жизни. Я безумно веселилась, как бы предчувствуя, что произойдет что-то радостное. Балов было много, у нас были вечеринки, на которые с удовольствием все приезжали, говоря, что у нас весело. Угощенье и весь тон нашего дома был простой, непринужденный, радушная хозяйка мама́ умела никого не стеснять, со всеми была ласкова, проста. Молодежь ее не боялась, а папа́ на эту молодежь внимания не обращал и рано скрывался в свой кабинет к своим книгам или занятиям по институту. Приезжали рано и расходились рано. Но зато на балы приезжали чуть ли не на другой день. Считалось mauvais ton[48] приезжать раньше 11 часов на бал. У кн. Долгорукова, нашего генерал-губернатора, бывал ежегодно громадный раут 2 января, куда приглашались все сословия, как бы для того, чтобы дать всем возможность поздравить с Новым годом хозяина Москвы. Раут – не веселая вещь: толпа, жара, говор при звуках оркестра, громадные, к концу вечера опустошенные буфеты. Я всегда удивлялась, как могут люди, приехавшие в гости к князю, набивать себе карманы грушами, яблоками, конфетами и пр., не стесняясь лакеев, которые иронически на это глядят!
Маленький бал позже был дан князем только для избранного общества и был много веселее, а третий бал, folle journee
