— Дедушка, сделай потише, — крикнул Петрос, — а то переполошишь всех соседей!
Он услышал торопливые шаги, и в дверях показались мама и Антигона. Незавитые волосы Антигоны были перевязаны черной лентой. Во что превратилась сегодня кудрявая, как кочан цветной капусты, голова Дины Дурбин, с удивлением спросил себя Петрос. Он хотел что-то сказать, но тут испуганно заговорила мама:
— Вы слышите?
Подбежав к окну, Антигона прислушалась к шуму на улице.
— Как будто идут танки, — прошептала она.
— Немцы вошли в город! — воскликнул Петрос и, подбежав тоже к окну, хотел распахнуть ставни.
— Не смей! — закричала мама. — Не открывай!
Приникнув к стеклу, они смотрели в щели ставен. Улица была пустынна, решетки магазинов и ставни в квартирах закрыты. Чувствовалось только, что у всех окон притаились люди, которые, как и они, широко раскрытыми глазами наблюдали за происходящим.
…Когда Кла́вдий[12], одержав победу, вошел в город, дома оказались запертыми и улицы пустынными. Не видно было ни кошки, ни собаки — ни единой живой души… Он чувствовал лишь, что сотни глаз следят за ним сквозь решетчатые ставни. И тогда Клавдий понял, что безоружный враг, враг с ненавистью в глазах, самый страшный…
На минуту Петросу почудилось, что он в Сираку́зах, куда вступают римляне, овладевшие городом.
В доме царило немое молчание, словно во всех углах прятались враги. Отец снял со стены карту, утыканную флажками, и разорвал ее в клочки. Радио замолкло, передачи прекратились. Никто не нарушал молчания, точно в доме был тяжелобольной. Петрос вспомнил, как умирал дедушка Сотириса: его родные ходили тогда по квартире на цыпочках, а Сотирис — в одних носках… Вдруг раздался глухой стук, и все вздрогнули. Это Тодорос, задев за притолоку, остановился в дверях.
— Поглядите-ка! — Антигона с удивлением указала на спину Тодороса. Потом прибавила: — Черепахи живут до ста лет, и весь мир узнает, что век назад немцы захватили Афины.
— Дедушка, как ты говорил, это ante portas? — спросил Петрос.
— Нет, это уже intra portas, — поправил его дедушка.
Первые три дня никто не выходил из дома. Петрос поднимался к Сотирису, и они подолгу сидели в его крошечной комнатушке, куда едва помещалась кровать. Встав на нее, смотрели они через щели ставен на проходивших по улице немецких солдат в военной форме цвета хаки, на их бритые затылки и рыбьи глаза.
На второй день утром Петрос и Сотирис решились потихоньку пробраться на террасу по железной винтовой лестнице черного хода. Дом их стоял на холме, и с террасы хорошо была видна часть города до самого Акрополя.
