Позади меня скрипит половица. Кузина стоит в дверях. Она протягивает мне пакет со льдом, пачку болеутоляющих и бутылку воды.
– Спасибо, Лекс.
Она отдает мне все это, пожав плечами. Даже если она никогда не признается в этом, Лекси заботится о людях, которые важны для нее, и делает все возможное для того, чтобы они были в порядке. Наверно, это единственная причина, по которой она не взорвалась на воскресном бранче, когда мы с Джошем вернулись домой. Она знает нас достаточно хорошо, чтобы понимать: никто из нас добровольно не принял бы это решение.
Вздохнув, я оглядываюсь на Хейли, затем знаком предлагаю Лекси выйти в коридор.
– Что случилось? – спрашивает она, понизив голос. Дверь по-прежнему слегка прикрыта, и никто из нас не хочет будить Хейли. Но сейчас речь идет не о ней, а кое о ком другом. По правде говоря, я в долгу перед Лекси, даже если, скорее всего, брат свернет мне за это шею.
Я тяжело выдыхаю.
– Джош не в путешествии, а в реабилитационной клинике под Бостоном.
– Что?! Ты же шутишь, да?
– Поверь, я бы очень хотел, чтобы это было так. – Я устало прислоняюсь к стене, прижимая лед к левому глазу.
– Но что… как? Как? – недоверчиво повторяет она. – Как Мистер Паинька Джош может быть в реабилитационной клинике?
Я фыркаю, услышав эту кличку, потому что она права. Я был тем, кто постоянно втягивал других в неприятности, Лекси тоже бунтовала всеми возможными способами – а Джош? Джош всегда был тем, кто пытался привести наши жизни в порядок. Не могу сосчитать, сколько раз он покрывал нас с Лекси или брал вину на себя. Достаточно вспомнить драгоценную вазу эпохи Минь, которая внезапно разбилась на кусочки, или граффити на территории школы.
– Думаю, мы знаем его не так хорошо, как думали, – бормочу я, уставившись на прикрытую дверь. – У всех свои секреты.
– Это я понимаю. Но как, черт возьми, это случилось? Когда? И как именно, мать твою?
Мне почти смешно наблюдать за ее реакцией, но это чертовски горько.
– Ты спрашиваешь не того человека. Я и понятия не имел о том, что происходит, пока не поступил звонок из отделения неотложной помощи. Передозировка, – добавляю я, бросив быстрый взгляд на Лекси. Мой голос куда более спокойный, чем я себя чувствую. При одном только воспоминании о том дне тревожные мысли возвращаются: беспомощность, непонимание, злость. Чистая паника, потому что мы чуть не потеряли его. Тогда я хотел встряхнуть брата, чтобы вразумить, но это не так просто. Это никогда не было просто.
