Жанна оставила племянника, закрыла за собой дверь и встала у подножия лестницы, глядя, как Мадлен в клетчатом плаще одной рукой держит сундук, а другой – держится сама за перила, чтобы не дать сундуку скатиться вниз, и с короткими передышками преодолевает ступеньку за ступенькой.
Мад тоже видела тетку, но на лице ее не отразилось ни удивления, ни досады оттого, что Жанна стоит у нее на пути; Мад продолжала спускаться.
Она не торопилась и, высунув кончик языка, старалась изо всех сил. Скоро должен был наступить момент, когда они окажутся рядом и одна из них должна будет уступить; Жанна закрыла дверь в кухню, как бы давая понять, что во всем доме только им двоим придется мериться силой.
Еще восемь, еще семь ступеней... Еще три, еще две... Наконец сундук добрался до соломенного половика, и Мадлен, с усилием уперевшись в стену, установила его внизу; тетка не сделала ни малейшего движения, чтобы ей помочь.
Когда Мад оказалась рядом с Жанной, губы ее чутьчуть дрожали, но взгляд оставался твердым. Жанна же самым естественным голосом спросила:
– Ты заказала такси по телефону?
– В этом нет необходимости. Я возьму такси перед отелем.
– Верно, сейчас его там можно найти.
Она позволила ей пройти, сняла передник и пошла вслед за ней; Мад слышала, что не одни ее шаги стучат по плиткам в передней.
Но только открыв застекленную дверь сводчатого входа, она обернулась:
– А вы-то куда идете?
И, словно это было само собой разумеющимся, Жанна ответила:
– С тобой. Искать такси.
Ей приснился сон, который она уже видела однажды – в одиннадцать или двенадцать лет, когда у нее была свинка; в тот год она с матерью и братьями провела каникулы в семейном пансионе на берегу океана. Ей привиделось, что она внезапно чудовищно разбухла – до того, что заполнила собой всю комнату; самое же мучительное заключалось в том, что тело ее стало дряблым и губчатым, словно шляпка гриба, и таким легким, что могло парить в пространстве.
Это был не совсем обычный сон, потому что, как и в тот, первый раз она понимала, что находится в своей комнате, в постели. Она знала, что жила в этой комнате в детстве, хотя обоев с голубыми и розовыми цветами теперь не было, вместо них висели современные, нейтральных тонов. Не было больше и ее огромной кровати красного дерева, ровную спинку которой она так любила гладить; вместо кровати теперь стоял низкий диван без всякой отделки деревом. Из прежней обстановки чудом остался только совсем простой, безыскусный, с подклеенными ножками комод – на прежнем месте между окнами.
