– Но если я не ошибаюсь, они заняли несколько номеров в нашей второй гостинице, «Ваналинна». Это всего в двух кварталах отсюда, – добавила она подпрыгивающим, как на ухабах, голосом.
«Маленький у нас городок», – думал Арт, держа за шнур и вращая допотопную телефонную трубку. Он сполоснул лицо и почистил зубы – уже во второй раз с утра. В настольном справочнике нашел телефон гостиницы «Ваналинна» и автоматически скаламбурил сквозь зубы: «Ваналинна не дает без ванилина».
– Госпожу Зотову, будьте любезны, – сказал Арт.
– У нас никого нет с такой фамилией, – ответил эстонец-портье.
Вытянув Аленину фамилию из какого-то глухого уголка памяти, словно из старой ушанки, Арт сказал:
– То есть госпожу Юнус, пожалуйста.
– Соединяю.
«Сохранила-таки девичью фамилию», – подумал Арт.
Она сняла трубку после пяти долгих гудков.
– Алена, это я.
– Темка…
– Я зайду?
– Конечно.
– Прямо сейчас?
Арт снял футболку, в которой спал, и надел рубашку светло-шалфейного цвета с пуговицами на уголках воротника. В рыночных рядах купил букет ромашек у старой эстонки с темными дряблыми щеками. Он шагал быстро, сжимая в правой руке букет, завернутый в простую бумагу. Поворачивая за угол в сторону Алениной гостиницы, он через плечо оглянулся на площадь.
Номер был на третьем этаже, вверх по узкой лестнице. Дверь в комнату была приоткрыта, но он все же постучал, совсем легонько.
– Алена, – выдохнул он. – Цветы. Тебе.
– Темка, спасибо. Ты мне всегда дарил цветы.
Она подошла к нему, переступив через узкий перешеек комнаты, и опустила руки ему на плечи.
– А Коля где? – спросил Арт, притягивая ее к себе и без стеснения заглядывая под блузку с низким вырезом.
– По делам бегает, – ответила Алена.
– Вот это да – наш золотой мальчик теперь у тебя на побегушках? – спросил Арт, а его пальцы уже нащупывали ее ключицы и крючочки бюстгальтера.
– То бегает, то прыгает. А то вообще сидит в углу, – сказала Алена и поцеловала его в губы. – Я по тебе так соскучилась, Темка.
Стараясь, как в кино, расстегнуть все крючки и пуговки одним ловким движением, Арт думал, что ему уже давно не приходилось никого раздевать – Айлин или приходила в спальню из ванной голая или вообще не снимала бюстгальтер. И одновременно – если можно одновременно думать о двух возлюбленных – он думал об Алене. Яснее всего он помнил ее грудь – пасмурно-облачный цвет неспелой клюквы, вкус сиренево-серых ареол…
Он наконец-то разделался с тремя крючками и положил ладони на ее голую грудь.
