К зиме десятого класса Алена и Федя в глазах родителей и одноклассников стали парой. Все предполагали, что по окончании школы они поженятся. Павлик близко дружил и с Федей, и с Аленой, предлагая ей если уж не любовь, то братскую поддержку. В округе за ним уже давно утвердилась репутация неустрашимого драчуна и защитника детей, особенно очкастых еврейских мальчиков и девочек со скрипочками, от местных хулиганов. Кроме всех прочих щедрот дружбы, которыми он одаривал Федю, Павлик был эталоном верности и постоянства. Они оба знали, что никогда, ни при каких обстоятельствах Павлик не предаст. В этой «сдвоенной» дружбе с Федей и Аленой, в благородстве по отношению к сопернику и умирании от любви к Прекрасной Даме, было что-то куртуазное, и Павлик сам это понимал, но не мог иначе. Федя сразу почувствовал в Павлике это рыцарство и умело его использовал. Павлик давал ему ключ от комнаты в коммуналке, чтобы Федя и Алена могли исчезать в середине дня, пока мать Павлика принимала пациенток в заводской поликлинике. Как-то раз он помог Феде наказать чернявого грубияна из Алениного дома, который пытался облапать ее в темной арке двора – вернее, Павлик бил обидчика, а Федя стоял рядом в своих свежевыглаженных брючках, изображая рефери на боксерском ринге. И совсем неудивительно, что Федя бросился к Павлику за помощью, когда Алена забеременела.
Из всех возможных дат это случилось 1 апреля, и Павлик сначала ему не поверил.
– Алена беременна? Ха-ха-ха! А меня приняли досрочно в университет.
Они стояли на лестничной площадке около двойных дверей в квартиру, много раз крашенных и перекрашенных в фуриозно-бордовый цвет. К дверной раме были прикреплены звонки разных размеров и форм, принадлежащие обитателям этого коммунального лабиринта.
– Павлик, я серьезно. Она думает, что уже три месяца. Что мне делать? – у Феди был перепуганный вид, он нервно теребил молнию на куртке короткими красными пальцами.
– Зайди, не стой в дверях, – Павлик повел Федю по коридору в длинную комнату-пенал. – Ну, беременна, прекрасно. Поздравляю! Назовете сына Павлом. Ты есть будешь?
– Что? Да нет, я не голоден. Что она думала? А мне теперь выкручиваться!
– Да не надо тебе выкручиваться. Ну, поженитесь чуть-чуть пораньше, что тут такого? – в голосе Павлика было странное облегчение от того, что месяцы бессмысленной любви и тяжкого рыцарства теперь позади.
– Поженимся? Ты шутишь, да? – Федя вскочил с дивана. – Как я на ней женюсь? И что мы будем делать – поженимся и родим ребенка? Молодая советская семья? Ты, наверно, совсем обалдел. А как же университет, аспирантура? У меня большие планы на будущее – у нас ведь у всех большие планы. Ты чего, Павлик? Пав…
