Теперь он уже не был уверен в том, что сумеет увлечь за собой друзей, больше всего на свете стремившихся покинуть темницу, доставившую им столько страданий.
Он не мог их за это осуждать и, уже почти смирившись с тем, что ему придется вновь остаться одному, хотел хотя бы увериться в том, что его друзьям не подготовлена приспешником Арха новая ловушка.
— Скажи мне, любезный посланник, свое подлинное имя, пусть эта маленькая уступка с твоей стороны станет знаком доверия между нами — ведь светлый квадрат неба, который мы видим в открытом тобой туннеле, может исчезнуть так же неожиданно, как появился!
— Какое отношение имеет к происходящему мое имя? К тому же здесь имя для нас значит слишком много, и, доверив его постороннему, мы становимся зависимы от него. Так что уступка была бы совсем не маленькой, и вы можете по-прежнему называть меня посланником.
Разумеется, во время этого разговора посланник не раз непроизвольно произнес мысленно свое имя. Оно довольно громко звучало в ментале — так что даже новичок, а не такой искушенный мастер, каким был Литлбаш, мог бы его услышать. Незаметно для окружающих получив от Литлбаша нужное ему слово, Танаев усмехнулся и, глядя в глаза посланнику, ласково произнес:
— Хорошо, любезный Некс, я по-прежнему буду называть тебя посланником, раз таково твое желание. — Смертельная бледность, проступившая даже на сухой пергаментной коже Некса, показала, что удар Танаева попал в цель.
— Откуда… Откуда вы узнали?
— Не только твой господин знаком с волшбой. Мы тоже кое-что умеем. А теперь отвечай, куда ведет этот проход?
— На опушку мертвого леса.
— Почему твой хозяин решил нас отпустить?
— Он считает, что ваше пребывание в его крепости становится слишком опасным.
— Первая фраза — правда, вторая — полуправда! Некс что-то скрывает, — сразу же передал Глебу на ментале Литлбаш.
Ну что же… По крайней мере Танаев узнал, что в ближайшее время его друзьям ничего не угрожает, он выполнил то, зачем пришел сюда, — вернул им свободу. И теперь каждый из них имеет право идти своим путем…
Глеб, наверно, мог бы уговорить их последовать за ним в этот черный, смертельно опасный провал, куда его тянет так, словно именно там проходит дорога его судьбы. Вот только имеет ли он на это право? После стольких страданий, которые они получили в награду за свою верность, может ли он вновь подвергать их смертельной опасности в тот момент, когда перед ними открылся путь к свободе?
