Дневные ужасы. И они не от Викториана. Это
Что-то или кто-то еще. Я заболеваю.
Чувство, что они странно знакомы мне. Я вижу,
Виновные погибают ужасной смертью от рук
Злобного монстра;
Наблюдавшего за тем, как это происходит
Моими собственными глазами, как будто это я совершаю убийства,
Будто я чудовище. Я даже чувствую, что
Монстр переживает, и это так… отвратительно.
Я не шучу, нужно что-то делать,
Потому что я больше не могу волноваться.
Райли По
Когда несколько дней спустя я закрыла двери «Татумании», то с полной ясностью поняла, что наша жизнь — все наши жизни — никогда не будут прежними. Здесь не место розовым очкам. Неа. Мои очки были без царапин и чисты, и, честно говоря, полагаю, что я предпочла бы, чтобы так и было. Лучше знать, что будет, чем безграмотно стоять, засунув палец в задницу, ожидая что же произойдёт дальше.
Например, Проповеднику и Эстель больше не нужно было, делать того, что Галла называли «исправить» во мне. Давайте посмотрим правде в глаза. Моя ДНК была по-королевски завинчена, так что мне больше не нужна эта особая смесь бог знает чего из специальной коллекции трав Проповедника за голубо-синими занавесками. Мне все еще нужно было что-то — я имею в виду, я была все же человеком, в конце концов, — но не такая тяжелая доза, и моим бабушкам и дедушкам больше не приходилось заставлять меня ежедневно пить защитный чай. Я с готовностью делала это и оставляла на своем кухонном прилавке гигантскую канистру. Жиль сказал, что, поскольку во мне был яд двух вампиров стригоев, смешанный с моей ДНК, моя кровь постепенно начала превращаться в нечто уникальное, и скоро мне даже не понадобится чай. Я не уверена, что была счастлива или взволнована этим. К счастью для моего брата, у него был яд только одного стригоя, смешанный с его ДНК. Мы оба довольно запутались, хотя, думаю, вы могли бы сказать, что мы запутаны, но не глупы.
Еще одна вещь, которую я заметила, и это только после возвращения домой — это мои чувства. Они меняются. Я имею в виду, знала об оборотне-Аркосе, но, черт возьми, я не понимала, что это будет так интенсивно. Или, что он будет продолжать изменяться, как это происходило. Мой слух стал смехотворно острым. Я начинаю слышать самые безумные звуки, такие как монахини в соборе Святого Иоанна Крестителя (он же Золушкин замок, там мы с Сетом его окрестили), и это все на восточной улице Харриса.
Я могу слышать их молитвы. Сначала это было не более чем кладбищенский шепот; но ко второму дню шепот было совершенно ясно слышно, и я могла понять каждое произносимое слово — каждое слово. Это заставило меня почувствовать себя каким-то странным подслушивающим вуайеристом или чем-то еще. Жутко. Еще более странным было то, что теперь я могла слышать сердцебиение, и только Бог знал, как далеко оно находится. Я слышала их повсюду, и через некоторое время начала серьезно нервничать.
