Нет! У него хватило ума удержаться. Наконец они въехали на Новый мост. Шофер обернулся: «К табачной лавке?»
Красно-белый табачный киоск был на своем месте — перед конной статуей Генриха IV.
— Остановитесь здесь, — распорядился Мегрэ. — Потом вернетесь в Самуа и подождете…
Право, лучше пройтись пешком — всего-то сто метров. По набережной. Дюкро шел со стороны парапета.
— Значит, теперь вы можете отправиться к себе? — обернулся он вдруг к Мегрэ. — Выиграли два дня!
— Еще не знаю.
— Там хорошо?
— Спокойно.
Еще двадцать метров, потом перейти улицу, а дальше — дальше почерневшие здания Дворца правосудия, громадный портал предварилки и окошечко с правой стороны.
Второй раз пальцы Дюкро вцепились в руку комиссара, и, пока оба переходили дорогу, на него опять напало удушье.
— Не могу!
Ему просто необходимо было говорить — о Сене, трамвае, веревке, обо всем, что могло бы помешать…
На тротуаре он обернулся. Дежурный узнал Мегрэ.
Окошечко открылось.
— Не могу! — еще раз повторил Дюкро и вошел под гулкую арку; а перо уже погрузилось в фиолетовые чернила, готовясь внести его имя и фамилию в тюремную ведомость.
Спускавшийся по Сене буксир дал два гудка, сообщая, что проходит под второй аркой. И тотчас же идущая вверх бельгийская баржа отвернула в сторону и наискось, поперек течения, устремилась в третью.
