Красникова смотрела на меня так, что становилось ясно - мое присутствие она терпит с трудом.
- Говори и уходи, - наконец ответила она и я, без сил опустившись перед ней на колени, заговорил:
- Я приволок сюда Миронова, чтобы он попросил у тебя прощения, но сам виноват перед тобой ничуть не меньше. Даже больше.
Старался говорить быстро, но слова давались тяжело. Чувство вины и страха того, что Вера никогда меня не простит, давило. Но не сделать попытку побороться за нее и своего ребенка, я просто не мог. Потому что не знал, как смогу без них жить.
- Ты была права - я козел, мудак и... все прочие оскорбления подбери сама, - хмыкнул невесело. - Я должен был тебе верить. Но и ты должна понять меня! Я еще никого и никогда не любил в своей жизни так. Бл*дь, да я вообще никого до тебя не любил! Я никогда не чувствовал себя настолько уязвимым. И именно поэтому меня так сильно, до затмения рассудка, ранили эти фотографии. А вдобавок - вчера я услышал, как Миронов в курилке рассказывал о том, что давно тебя трахает. Я... - воздуха перестало хватать, но сделав новый рваный вдох, я продолжил:
- Если бы речь шла о другой женщине - мне было бы все равно, Вера. Но все, что касается тебя, с самого начала задевало меня слишком сильно. И вчера я... просто слетел с катушек. А сегодня понял, какой я идиот, сволочь и далее по списку.
Не сводя взгляда с ее лица, я ждал хоть какой-то реакции. Но Красникова казалась замкнутой и отстраненной.
- Ты... ничего мне не скажешь? - сипло уточнил, поднимаясь с колен, но попыток приблизиться не сделал.
- Мне нечего тебе сказать, - ответила Вера. - Теперь уже мне нужно о многом подумать.
- Окей.
Подняв ладони вверх в знак капитуляции, я отступил на несколько шагов назад и, уже подойдя к двери, добавил:
- Я не хочу на тебя давить. Завтра я уезжаю в давно запланированную командировку и вернусь накануне даты, когда нам назначена роспись. Если ты поймешь, что причина всего, что я натворил - только в том, что люблю тебя, как одержимый - ты придешь в этот день в загс. Если нет... значит, буду считать, что, как ты сказала, тебе и твоему ребенку такой, как я, не нужен.
Договорив, я вышел прочь. И это отступление ради того, чтобы дать Вере свободу решения - было самым трудным, что я делал в своей жизни.
