Позднее в тот же день (хотя об этом он мог только догадываться) Пескоход проплыл мимо знакомого, родного ему края, мимо скалистых холмов, по которым кочевало его племя, и таким образом с утра продвинулся дальше на север, чем за целых пять дней прошел на юг к ущелью Вечного Грома. Наступил вечер, и Пескоход, отыскав наиболее спокойный участок реки, выбрался на песчаный берег. Он так устал, что еле заставил себя выползти из воды. Он уснул на песке, укрывшись среди высоких трав, и ни разу не взглянул на звезды.
На следующее утро Пескоход около получаса шагал вдоль узкого побережья, после чего, так и оставшись голодным, скользнул обратно в реку. Здесь все получилось куда проще. Рыбы на глубине было в избытке, и он поймал одну превосходную рыбину, а затем утку-щипачку, тихо подкравшись под водой с раскрытыми глазами и ухватив неудачливую птицу за лапы.
Река успокоилась, и пускай его продвижение от этого замедлилось, путь стал менее утомительным. Она неспешно текла меж лесистых холмов, затем, расширившись, скользила по низинам, где огромные деревья утопали корнями в воде, а их изогнутые ветви на целых пятьдесят футов нависали над каналом с обоих берегов. Наконец, на равнине, от края до края поросшей камышом и лишь кое-где отмеченной редкими деревьями, течение останавливалось, а холодная, безжизненная вода, по непонятным Пескоходу причинам, приобрела вкус пота.
Снова наступила ночь, но на этот раз рядом не оказалось уютного берега. Почти полмили он пробирался по вонючей грязи, прежде чем наткнулся на дерево. Над головой кружили водоплавающие птицы, взывая друг к другу. Иногда они кричали так, словно смерть солнца вселяла в них неописуемый ужас, означала неминуемую гибель, знаменовала наступление ночи страха.
Подойдя к дереву, Пескоход заговорил с ним, но дерево не ответило на его приветствие, и тогда он понял: какая бы сила ни наполняла деревья пустынных оазисов на его родной земле, здесь ее нет и в помине. Это дерево могло говорить с незримым не лучше, чем с ним, и не было способно породить ребенка в чреве женщины. Все же попросив разрешения (в конце концов, он мог и ошибаться), Пескоход забрался на высокую ветку. Там его приметило несколько насекомых, но от холода они сделались вялыми. Небо покрывали облака, через которые временами пробивался бескровный свет планеты-сестры. Он уснул, но вскоре проснулся. Сперва он унюхал, затем услышал, и лишь после увидел в редких лучах света несущегося по болоту медведя-трупоеда — огромного, толстолапого, вонючего
