Олег только что вышел из госпиталя. По приезде в Крым ночь пролежал в классном вагоне, бредил, потом месяц провалялся с хрипящими легкими. За это время красные дважды атаковали на перешейках, но Слащев отбил — заманивал красных в узкие проходы, отрезал. Слащев ликовал: сквозь бураны и махновские ватаги он провел свой корпус в Крым и крепко стоит у входа… Повесил трех солдат — продавали гимнастерки — и сестру милосердия — ударила солдата.
Эту сестру милосердия Олег видел в госпитале. Бледная, красивая, измученная ночным дежурством, она под утро валилась с ног. Какой-то выздоравливающий солдат стал приставать к ней, и женщина, действительно, ударила…
В госпитале Олег меньше боялся появления красных, чем сейчас встречи со Слащевым. Боялся, что Слащев увидит на его лице отвращение, и тогда несдобровать…
Прочитав на стенке листки, пошел через вокзал на платформу. Чистота, порядок. На путях тесный городок из поездов. Над вагонами дымились тонкие трубы, между составами солдаты носили кипяток, горячую, с паром, пахучую кашу. В вагоне-леднике постукивала динамомашина. Возле штабных пульманов звенели шпоры корниловских офицеров. Кадилов где-то там… На платформе высились мачты радиотелеграфа; рядом ярко зеленел свежий поезд британской военной миссии. Веселые красномордые заморские друзья расположились как дома.
Сейчас, в мороз без снега, легко одетые британцы возле путей начали свой неизбежный футбол. Гоняли мяч, отрывисто кричали.
Стенографистки, утомясь в постелях за глухими перегородками, вышли на воздух, щурились, говорили, что английские офицеры очень милы, в жизнь штаба вносят особую прелесть…
Вдруг один из футболистов встал и, глядя вдаль на пульманы, по-русски, передразнивая солдат, произнес:
— Нашей генераль Яша-а!..
На платформе показался низенький, в белой высокой папахе, в лебедино-белой бурке человек. В этой бурке, как под парусами, он плыл впереди кучки офицеров. Лицо молодое, но даже на холоде бледное, а глаза со старческой поволокой. Это был Слащев. Олег слышал его тонкий, звенящий голос:
— Капитана Орлова — ко мне, живого или мертвого! Эту сволочь научу уму-разуму!
Слащев властвовал теперь в Крыму — как бог, как царь, как железная палка. Дрогнувшей рукой отдавая Слащеву честь, Олег с замиранием думал, что этого человека следовало связать и отвезти на необитаемый остров. Кто такой капитан Орлов? Почему «сволочь»? Самое противное было в том, что Слащев относился к нему, Олегу, обычно мягко, встречал добродушной улыбкой, иногда расспрашивал, дружески шутил…
