В эту ночь из Южно-Курильска к месту извержения отправлялось научно-исследовательское судно. Опять они оказались среди людей. Было решено с отрядом вулканологов высадиться в районе эвакуированного поселка, поблизости от места извержения.
Клубы пепла, взлетавшие над жерлом, относило в сторону их судна, и они оказались в зоне сильнейшего пеплопада. Как из распахнутых закромов, сыпался с неба пепел — мельчайшие зернышки растрескавшейся породы, колючие, острые, как наждачный порошок. Пепел густым слоем покрывал судно, въедался в кожу, царапал. Беспрестанные молнии, громовые разряды.
Почему Ирина выбрала Алехина? Да разве это можно объяснить. Красив, умен, талантлив? Не в этом дело. Она всегда была слишком требовательна. Просто для нее он стал единственным. Она всех раскидала для него.
Свела их интереснейшая научная проблема, над которой оба работали, — связь рудоотложений с явлениями новейшей тектоники и современным вулканизмом. Постоянные экспедиции — Приморье, Средняя Азия, Восточная Сибирь. Он переманил Ирину в свой институт, она стала работать в его отделе. Оба начали докторские. Она оказалась в хвосте, и не удивительно. Самым главным для Ирины стала необходимость быть незаменимой в его работе — работе бешеной, страстной, одержимой. Это-то и привлекало ее к нему. Ничего, кроме работы! Она знала, на что она шла.
Они работали тогда на Челекене. Жили в палатках. Он заболел, отравился консервами. Дикая боль. Температура сорок. От больницы категорически отказался: «Само пройдет». Не проходило. Провалялся неделю. Ослаб. Ирина выхаживала его. Как маленького кормила с ложечки. Стал он ей особенно дорог. И как-то так случилось, что все перешло в любовь. Все эти полгода на Челекене им было хорошо вместе. И чем дальше — становилось лучше. Он был ее мужчина.
Жена. Алехин никогда не говорил о ней, это было его табу. По-видимому, жена не мешала ему. Но для Ирины постоянно присутствовала. Особенно в Москве она понимала, что каждый раз от нее он возвращается к жене. Поспешный взгляд на часы, торопливые сборы, никакого прощания — уход. В отъездах возникала иллюзия, что их только двое, и потому каждый раз окончание экспедиции становилось для нее пыткой, которую она побеждала уверенностью в себе. Ирина не ревновала Алехина к жене. Ее чувство нельзя было назвать ревностью, это было нечто иное, скорее обида, не за себя, за Алехина, за его двойственное существование. О двух своих сыновьях Алехин тоже не рассказывал ей. Да и когда было рассказывать? В сутках слишком мало часов. Наука заполняла, захлестывала, поглощала. А в любви им и о самих себе некогда было поговорить. И вообще он не любил разговоров: «Ненужная трата эмоций, все ясно и так».
