— Что он сказал?
— Что вернется. И что французская полиция… — Девушка с трудом искала нужные слова.
— Удивительно бесцеремонна, не так ли? — закончил за нее Мегрэ. — Мы уже имели случай познакомиться с месье…
Прислушиваясь к интонации Мегрэ, следя за выражением его лица, Ливенс пытался понять, о чем идет речь.
Комиссар взглянул на письма, увидел под одним из них подпись: Конрад.
Замешательство достигло предела. Фермер взял со стула шапку, но уходить не собирался.
— Он принес письма, которые ваш зять написал его дочери?
— Откуда вы знаете?
Черт возьми! В подобной ситуации, отвратительной до крайности, понять происходящее не составляло труда.
Пришел разгневанный Ливенс. Его провели в гостиную, где находились две перепуганные женщины. Ливенс начал рассказывать, бросил на стол письма.
Г-жа Попинга в ужасе закрыла лицо руками, отказываясь поверить, не в силах вымолвить ни слова.
Только Ани пыталась в споре противостоять мужчине.
В этот момент у входа постучали, все оцепенели, и Ани открыла дверь.
Восстанавливая картину, Мегрэ ошибся лишь в одном из персонажей. Г-жа Попинга, которую он представлял на кухне в состоянии крайней подавленности от услышанного и без сил, возвратилась довольно скоро и, как это бывает при наивысшем напряжении эмоций, совершенно спокойная.
Замедленным жестом она положила на стол письма, не бросила, а именно положила. Посмотрев на фермера, потом на комиссара, она хотела что-то сказать, но это ей удалось не сразу. Наконец она выдавила:
— Пора выносить приговор. Пусть кто-нибудь прочтет.
Лицо Ливенса залила краска. Истинный голландец, он не мог позволить себе броситься к письмам, которые притягивали его как магнит.
Женский почерк, голубоватая бумага. Конечно, письма Бетье.
Разница между двумя пачками бросалась в глаза. Писем Попинги, на одной страничке, в основном по пять-шесть строк, не насчитывалось и десятка.
Писем Бетье, длинных, написанных убористым почерком, было в три раза больше.
Конрад умер. Остались лишь две неравные пачки писем да куча бревен, свидетелей встреч на берегу Амстердипа.
— Успокойтесь, — попросил Мегрэ. — И неплохо бы прочитать эти письма без гнева.
В глазах фермера стояла глубокая печаль. Он уже все понял и непроизвольно шагнул к столу.
Мегрэ взял первое попавшееся под руку послание Попинги.
— Не сочтите за труд перевести, мадемуазель Ани.
Девушка, казалось, не слышала. Она смотрела на почерк, не говоря ни слова. Г-жа Попинга, степенно и с достоинством, взяла записку у нее из рук.
