Но может, это не вся правда, а, скорее, полуправда, в глубине души он это сознавал. Может быть, такая манера держаться вызвана его неловкостью, стеснительностью, неумением общаться с людьми?
Он проходил дворы, углублялся в лабиринты широких коридоров и лестниц, здоровался с мужчинами в белом, с молодыми женщинами в форменной одежде, видел через распахнутые двери палат ряды коек, где ожидали обхода больные.
Это был другой мир, и он в этом мире становился другим человеком, холодным и точным. Пока он надевал халат и намыливал руки, его ассистентка Николь Жиро уже приступала к отчету, затем звонок вызывал двух ординаторов, Рюэ и Вейля, они, должно быть, находились в одной из палат.
Слушая отчет, он вспоминал мельчайшие детали и перебивал коллег, чтоб они не теряли время и не задерживались на уже изученных им фактах:
– Знаю. Я осматривал ее вчера вечером. Скажите только, как она отреагировала на гормональные препараты.
Он часто, прежде чем отправиться на Липовую улицу, приходил сюда рано утром, когда у санитарок самый разгар работы. Нередко он опять заходил вечером, даже если не было срочной необходимости в его присутствии.
Николь Жиро недавно вышла замуж за педиатра. Она была похожа на Вивиану, но мягче и порывистее. Он даже имел на нее виды перед тем, как она объявила ему о своей помолвке, но в любом случае это бы все осложнило.
Рюэ был тощ, угловат и честолюбив. Шабо не был уверен в его добром отношении, зато Вейль, черноволосый и кудрявый, трогательно выказывал ему свою преданность.
Обоим еще не было тридцати пяти. Это было уже другое поколение, и на смену шло третье – нынешние студенты.
Здесь, казалось, поколения сменяли друг друга в особо стремительном ритме – благодаря системе конкурсов, постов и званий.
Шабо обходил палаты, и группа следовала за ним, прислушиваясь к его словам, а мадам Жиро, протягивая ему то одну, то другую папку, записывала. Когда он склонялся над очередной пациенткой, не только его ассистенты наблюдали за ним, но он чувствовал на себе тревожные взгляды всех больных в палате.
Он никогда не колебался, лишь на некоторое время задумывался, молчаливый и строгий, прежде чем произнести окончательный, тщательно выверенный диагноз.
В это утро он предполагал осмотреть немногих пациенток, и ровно в одиннадцать новый звонок собрал его студентов в лекционном зале больницы. Рядом встала мадам Жиро, положив перед собой папки, в то время как молодые люди в белых халатах расселись полукругом. К концу лекции несколько человек уже стояли в ожидании у выхода.
