Он жил среди них, но не с ними. Именно потому, что он был сам по себе, не имея никого близкого, ничто не помешает ему в один прекрасный день уйти, когда жизнь станет совсем уж невыносимой.
И потому он не вмешался в то утро, когда, стоя у этого самого окна, увидел, как его эльзаска входит в ворота и подымается по ступеням; в тот день, в обычной городской одежде, она была похожа на бедную деревенскую девушку.
Он выжидал, что за этим последует, предвидя, что ей не удастся проникнуть к нему – и в самом Деле, через несколько минут она вышла.
В последний раз он видел ее спустя месяца два, вернее" едва разглядел ее в ночной тьме, сквозь струи грозового дождя. Он спешил укрыться в машине вместе с Вивианой и уже открыл дверцу, когда из тени появилось лицо; приблизился силуэт, кажется, протянулась рука – поздно! После секундного колебания он захлопнул за собой дверцу, и Вивиана включила мотор.
На сей раз секретарша уронила:
– Это интриганка.
Он промолчал. Ответить? Чего ради? Заставить Вивиану вернуться? Разыскать девушку во тьме и объясняться с нею под вспышки молний и удары грома, под проливным дождем?
Да и какие тут могут быть объяснения? Что он потом будет с ней делать? У него не было уверенности, что Вивиана так уж неправа.
– Где будем обедать?
Они отобедали у Люсьена. В тот вечер он имел право на две порции мартини вместо одной, и много раз в продолжение обеда Вивиана клала свою ладонь на его руку, как он сам делал со своими пациентками, чтобы отвлечь их внимание от боли и отогнать страх.
А с инспектором полиции он встречался всего однажды, года три-четыре назад, по поводу кражи – не из палаты, а из хозяйственного помещения. Недавно он наткнулся на него снова – утром, в кабинете мадмуазель Роман, которой инспектор показывал фотографию.
Испугалась ли секретарша, что он ворвется в кабинет и начнет выяснять, что произошло? Но он этого не сделал, а покорно направился к лифту.
И только в полдень, когда они садились в машину, он спросил:
– Это она?
– Да.
– Она умерла?
– Да.
– Отчего?
– Утонула в Сене.
В тот день если он и заглянул в комнату Давида, то не посмел прикоснуться к плюшевому мишке, а только смотрел на него издали красными глазами – красными не столько от слез, сколько оттого, что он выпил слишком много коньяка.
На следующий день он уединился, чтобы прочесть газету, и сразу нашел, что искал. Фотография для документа была скверная, девушка вышла на ней чуть ли не уродкой.
