– Про меня? Что именно?
– Да самое разное. Особенно его удивило, что вы любите писать от руки, а не печатать на компьютере.
– Зачем это ему?
– Да он какой-то странный, – сказала Света.
– Что тут странного? Сейчас про дьявола и проклятия пишут все, кому не лень.
– Ну, он не дилетант, много знает, например, про Шлимана. И потом, зачем он залезал в компьютер к Анне Георгиевне?
– Тебе показалось.
– Ну уж нет. Это я точно знаю. И ты бы слышал, как он с Анной Георгиевной говорил. Чего только не спрашивал, чего только не обещал. И даже большие бабки хотел вложить в предприятие ее муж
Тут я насторожился, внезапно поняв, о ком идет речь. И пока Света говорила, мне вдруг стало страшно. Мои ученики. Я могу сколько угодно не бояться за себя, но они… Я представил себе Аню, ее зависимость от мужа. Вспомнил ее беззащитность в студенческие годы. Куда же я ее невольно втянул?
Но все обернулось совсем неожиданно. И слушая Свету, я внутренне улыбнулся. Наш тайный враг, оказывается, внезапно наткнулся на такие отпор и презрение в ответ на свои предложения и запугивания, что был обескуражен. «Молодец, Анечка», – подумал я. Да и его попытки добиться своих неясных целей через Аниных студентов тоже, судя по всему, не увенчались успехом.
Странное у нас все-таки время. Чего только нет. В ту пустоту, которая образовалась в истории, когда из нее вынули кровавый абсурд понимания прошлого, как лягушки в пруд, напрыгали разные исторические и религиозные теории, от новой хронологии Фоменко до поклонения Перуну или Изиде. Кто только не ловит рыбу в этой мутной водице. А Анины студенты продолжали обсуждать все это со мной.
– Он нам много рассказывал и о геммах. А правда, что Эванс решил начать раскопки на Крите, заинтересовавшись именно геммами? – спросил Дмитрий.
– Правда.
– Александр Владимирович, действительно было такое движение, о котором он нам говорил?
– Какое?
– Общество или движение по типу нигилистического или теософского, не помню точно. И если потом футуристы с Маяковским считали, что надо сбросить с корабля современности Пушкина, Гоголя, Достоевского, эти, по его словам, смотрели глубже. Они, как он говорил, лихорадочно воспевали разрушение. Считали благом нашествия дорийцев, гуннов, готтов и почему-то непростительной ошибкой, если человечество много узнает о древних цивилизациях. Один из них указывал на Шлимана и говорил, что ему надо противодействовать. Но большинство ошиблись, они не верили, что купец, далекий от науки и искусства, откроет что-то. А потом было поздно. Шлиман обманул судьбу. Он взял да открыл. Хотя, говорят, и тут все не просто. Какая-то мистика затесалась.
